Ожерелье для дьявола

– А почему бы вам им и не стать? – дерзко бросила она. – Я вам уже сказала, что вы мне нравитесь.

– Это так, но я не стал вас ловить на слове. А потом, лишь этого явно недостаточно.

– Мне достаточно. Я что, потеряла память, или вы не говорили мне совсем недавно: «Где ты пожелаешь и когда ты пожелаешь»?

Жиль поклонился так почтительно, что это выглядело почти вызывающе:

– Действительно, я сказал это, но не вам, не герцогине д'Альба. Я это сказал другой, незнакомке, дикому цветку, украшающему улицы Мадрида.

Признаюсь, ее вызывающая красота привлекла меня. Та, другая, была проста, свободна, радостна, и я теперь знаю, что это был всего лишь сон.

Он еще раз поклонился, повернулся и направился к двери. Каэтана нетерпеливо топнула ножкой.

– Куда же вы направляетесь, в конце концов?

Вы что, сошли с ума?

– Нисколько. Я уже имел честь вам это сообщить. Я направляюсь во Францию, а в настоящий момент мне надо найти убежище на два-три дня у надежных друзей.

– Вы не хотите остаться здесь?

Ее голос вдруг стал ласковым, тонким, как у девочки, у которой отбирают любимую игрушку.

– Нет. Я благодарю вас. Я боюсь, что буду играть в этом дворце роль, которая будет для меня непривычной. Вы же замужем, как я думаю, и ваш муж – герцог д'Альба…

– Не существует никакого герцога д'Альба. А мой муж носит этот титул только потому, что я его жена. Но вы можете забыть о нем, как вы забыли о принце Астурийском. Этот бедный дурачок Карл имеет такое же значение для своей жены, как и мой муж, маркиз де Виллафранка, для меня.

– Это не предлог, чтобы наносить ему оскорбление под его крышей. Я знаю, что, находясь подле вас, я не смогу отделаться от этой мысли.

Прощайте, герцогиня. Вы спасли меня, и поэтому моя жизнь принадлежит вам. Вы можете располагать ею по вашему усмотрению.

– Но я не могу располагать вашими ночами? – спросила она с легкой улыбкой.

– Почти так. Да, я чуть не забыл. – Он быстро снял ливрею, которую на него надели в трактире, и бросил ее на стул. – Будьте добры распорядиться, чтобы вернули мою одежду, слугу и лошадей.

– Вы с ума сошли. Вас же ищут в Мадриде более тщательно, чем где бы то ни было. А в вашем мундире вы еще приметнее, чем Эскуриал. А ваш краснокожий – это же белый волк посреди Мадрида. И потом, куда вы намерены идти? Кто они, ваши верные друзья?

– Художник королевского двора Франсиско де Гойя-и-Лусиентес. У него есть мастерская, тайная мастерская в квартире Растре, о ней ничего не знает его жена. Он там пишет для себя, по-своему.

Взрыв ярости охватил Каэтану.

– Гойя! Друг и любимый художник Бенавенте! И вы хотите к нему идти?

– Да, к нему. Он мой друг. Это человек прямой и смелый. Я знаю, что вы его не любите. Однако вам следовало бы приблизить его к себе. Это великий художник, пожалуй, самый великий художник Испании.

– Его картины не показались мне такими уж блестящими. Однако это действительно смелый человек и… хороший матадор. Я видела его однажды на арене и нашла в нем удивительное сходство с быком. Ну, быть по сему, если уж вы так хотите. Но дам вам совет. Наденьте снова ливрею и оставьте на ваших лошадях попоны с моими гербами. Это послужит вам защитой. Завтра я вам пришлю вашего слугу и другую лошадь с такой же попоной. Это будет осторожнее. До свидания, шевалье.

Он подошел к ней, встал на колено, поцеловал руку.

– Прощайте, ваша светлость. Я унесу с собой память о вашей доброте и глубокое сожаление, что все не так, как хотелось бы, а лишь так, как есть.

Прелестным жестом она поднесла к его щеке свою руку, которую он поцеловал.

– Я сказала «до свидания», шевалье, но не «прощайте». Мы еще увидимся.

– Если Богу будет угодно.

– Это угодно мне… и Богу тоже.

После великолепия дворца д'Альба Турнемин с некоторым облегчением въехал на плиты нижних кварталов. Запах цветущих мандариновых деревьев, французских духов сменился запахами жареного лука, дешевого вина, немытых тел. Толпы девушек с гвоздиками, вплетенными в блестевшие от масла волосы, дерзких мальчишек в лохмотьях, старух, закутанных в черные шали, стройных цыганок с быстрыми глазами – все это отодвинуло на задний план пышность Аранхуэса и благовонную опасность его садов. Ливрея д'Альба служила отличным пропуском. Эту фантастическую принцессу д'Альба столь же уважали, сколь и любили. Плотная толпа, текущая к берегам Манзанареса, давала дорогу и приветствовала того, кого она принимала за одного из ее слуг.