Вынос дела

Часы показывали десять утра. Так и не глотнув кофе, я побежала искать семьдесят вторую квартиру.

Говорят, у каждого мужчины существует определенный типаж женщины. Например, мой третий муж, Макс Полянский, неуправляемый бабник и потаскун, западает лишь на субтильных дамочек с ярко-рыжими волосами. Другому подавай грудастых блондинок, третьему – хищных брюнеток, но, очевидно, покойный Олег Андреевич не имел четко определенных пристрастий.

Дверь мне открыла девушка, совершенно непохожая на элегантную Таню. Невысокого роста, довольно полная, она куталась в простой байковый халат серо-буро-малиновой окраски. На бесформенном носу красовались очки. Довольно высокий лоб украшала россыпь мелких прыщиков, нос испещрен черными точками. Похоже, девчонка никогда не умывалась с мылом, а о существовании всяческих «скрабов» и «пилинг-масок» даже не слышала. Впрочем, о дезодорантах она не знала тоже. В воздухе витал явственный запах пота.

– Вы ко мне? – спросило небесное создание.

– Нина Лузгина?

Девица кивнула головой и, совершенно не смутившись, провела меня в комнату.

Бардак там стоял невозможный. Сама я не слишком аккуратна и не склонна осуждать других за брошенные на пол носки. Но такое?..

Большой диван разобран и бесстыдно выставляет наружу не слишком свежее постельное белье. На креслах выставка разнообразной одежды, а письменный стол завален горами бумаг и книг. Впрочем, тома самой разнообразной литературы были навалены повсюду. Стопки громоздились на подоконнике, валялись на полу, лежали на табуретках… На ковре налипли бумажки и комья шерсти…

Вспомнив безупречную прическу Тани и роскошные, светло-желтые шелковые простыни на ее кровати, я вздохнула и сказала:

– Скажи, деточка, что за отношения связывали тебя с господином Харитоновым?

Девушка покраснела неровными пятнами и от этого стала выглядеть еще гаже.

– Вы кто?

Решив проигнорировать вполне уместный вопрос, я села в кресло, прямо на разложенные вещи и сообщила:

– Знаете, что Олег Андреевич погиб?

Девчонка шмыгнула носом и кивнула.

– Будут похороны, и членам семьи не хочется каких-нибудь неприятностей – скандалов, ненужных разговоров, сплетен. Меня прислали сообщить: вам не следует появляться на кладбище.

Девица попятилась и плюхнулась в другое кресло, подминая необъятным задом валяющееся на сиденье не слишком чистое нижнее белье.

– Господи, кто же узнал! Ведь так тщательно скрывались!

Потом она вытянула из кармана халата пачку сигарет «Рок» – все они курили эту марку – и принялась щелкать зажигалкой. Я не утерпела:

– Хорошие сигареты?

– Очень, – ответила Нина, – только крепкие, из сигарного табака. Их в Москву не поставляют, но для Олега Андреевича привозили с Кубы. Вот осталась последняя пачка, придется переходить на другие.

И она внезапно тихо заплакала. Секунду я молча глядела на нее. Не понять – то ли о любовнике сокрушается, то ли о том, что лишилась возможности курить любимый сорт…

Нина стащила с носа оправу, промокнула слезу рукавом халата и тихо сказала:

– Он был для меня всем, просто и не знаю, как жить теперь.

Без очков ее глаза стали больше, а лицо – беззащитным и совершенно детским.

– Где же вы познакомились? – в тон ей тихо поинтересовалась я.

– В суде, – ответила Лузгина, – он адвокатом на процессе сидел, а я секретарем, протокол вела.

Ниночка училась на вечернем отделении юридического, а днем работала. Как-то раз судья Виноградова, листая дело, меланхолично заметила:

– Ну, завтра всем мало не покажется, уведут шельмеца из зала суда.

– Кто? – изумилась наивная Нина.

– Дед Пихто, – сердито рявкнула Виноградова. – Адвокатом Харитонов выступает! А он дела никогда не проигрывает. Все с головы на ноги поставит, к каждой букве придерется, свидетелей притащит…

Так и вышло. Улыбающийся обвиняемый, получивший свою статью и мгновенно попавший под амнистию, выбрался из «клетки» и кинулся к рыдающим родственникам. Судья Виноградова величаво удалилась, не забыв при этом основательно стукнуть дверью о косяк.

Услышав этот звук, собиравший свои бумаги Харитонов поднял взор и подмигнул Ниночке:

– Кажется, мадам разгневана. Но ничего не могу поделать. Dura lex, sed lex: закон суров, но…

– Это закон, – докончила машинально Лузгина.

– Знаете латынь? – удивился адвокат, окидывая девушку взглядом.

Смущенная столь откровенным разглядыванием, девчонка пролепетала: