Вынос дела

Я постучала кулаком. Внутри моментально залились лаем собаки. Их было по меньшей мере две.

Створка распахнулась, и в темноватом коридоре я увидела тощенькую, почти бестелесную старушку.

Не давая мне раскрыть рта, бабуленция хорошо поставленным, неожиданно сильным для щуплого тельца голосом произнесла:

– Вы ведь по поводу квартиры?

На всякий случай я кивнула.

– Входите, ангел мой, – пригласила бабуся, – сейчас покажу свои хоромы. Видите, это коридор!

От порога действительно змеилось длинное пространство, теряющееся в темноте.

Бабушка щелкнула выключателем. Под почти пятиметровым потолком вспыхнула яркая лампа. Сразу стало видно множество дверей.

– С чего начнем? – поинтересовалась хозяйка и церемонно представилась: – Олимпиада Евгеньевна.

– Дарья Ивановна, – ответила я, разглядывая ее, как музейный экспонат.

Посмотреть было на что. Старушка была одета в темно-синее шелковое платье с белой кружевной вставкой. У горла красовалась антикварная розовая камея. Крохотные ушки Олимпиады Евгеньевны украшали также весьма непростые серьги. Круглые, скорей всего платиновые, с эмалевой вставкой. Совершенно седые волосы отдавали розовым цветом и были безупречно подстрижены. Голубые яркие глаза окружены черными ресницами, на щеках легкий румянец. Тут, по-видимому, не обошлось без помощи косметики.

Размером хозяйка напоминала девочку-подростка. Хотя Маша намного толще и выше. Талию Олимпиады Евгеньевны можно было обхватить двумя ладонями, а щиколотки у нее были такие тоненькие, что страшно смотреть – вот-вот переломятся. И при этом абсолютно прямая спина, длинная шея и гордо посаженная голова.

– Что это, дорогуша, вы так на меня уставились? – поинтересовалась хозяйка.

Я спохватилась и сказала:

– Любуюсь на вашу фигуру, просто удивительно…

– Как сохранила ее в столь преклонном возрасте? – усмехнулась бабуля. – Секрет прост. Каждый день – к станку.

– Вы работаете на заводе? – изумилась я.

Олимпиада Евгеньевна расхохоталась.

– Однако вы шутница. Всю жизнь протанцевала в ансамбле «Русские узоры». Станком называется палка, возле которой в классе трудятся балерины. Ну еще диета, холодные обливания. Если хотите, могу подробно рассказать.

Я поежилась. Какой ужас! Морить себя голодом, принимать ледяные ванны, да еще заниматься гимнастикой, и весь этот кошмар ради тонкой талии? Нет, категорически не способна на такие пытки.

– Молодежь так ленива, – резюмировала хозяйка, увидав мою вытянувшуюся морду, и мы пошли рассматривать квартиру.

Завершилась процедура на огромной кухне, где мне предложили растворимый кофе без кофеина и твердокаменные, страшно полезные для желудка, но отвратительные на вкус хлебцы. Когда мы с Зайкой попытались подсунуть на завтрак домашним нечто подобное, Кеша со вздохом сказал:

– Не употребляю в пищу упаковку для телевизоров.

– Это хлебцы, – оскорбилась Ольга.

– Надо же, – заметил сын, – перепутал. Помнишь, когда покупали телик в гостиную, он был обложен со всех сторон такими белыми толстыми зернистыми штучками. По виду точь-в-точь твои хлебцы!

Больше мы их не покупали.

Но Олимпиада Евгеньевна с отменным аппетитом принялась откусывать слишком белыми и ровными для того, чтобы быть настоящими, зубами большие куски «упаковки».

– Ну, так как, душечка? Нравится квартира?

Я кивнула.

– Согласны?

Эх, знать бы на что! В процессе экскурсии по бесконечным помещениям так и не выяснилось: продает она апартаменты, меняет или просто подыскивает жиличку.

– Хорошие собачки, – сказала я, поглаживая трех одышливых, толстых и почти лысых болонок.

Олимпиада Евгеньевна улыбнулась.

– Это мои детки. Старые совсем стали. Вот только об одном господа прошу, чтобы они умерли раньше меня, а то выбросят старушек на помойку… Да вы не волнуйтесь, они тихие, не помешают, только на стук лают. Так какую комнатку выбрали?

Я помялась.

– Подумаю еще…

– Конечно, душечка, – ласково ответила Олимпиада Евгеньевна, – только долго не тяните.

– Вы одна живете?

Старушка кивнула.

– Неужели никто не помогает?

– Некому. Муж давно умер, а дочка Леночка… ну да бог с ней!..

– Ужасно, – вполне искренне сказала я, – все-таки дети бывают так жестоки! Воспитываешь их, растишь, во всем себе отказываешь, а когда делаешься пожилой, никакой помощи не окажут!

– Ах, ангел мой, – вздохнула собеседница, – у меня-то все не так. Жизнь была похожа на праздник. Там, в коридоре, на шкафу чемодан, если откроете, ахнете. Весь забит любовными письмами. Какие только люди не признавались мне в чувствах! Не поверите – писатели, поэты, композиторы, генералы. Знаете, я была уникальной, удивительной красавицей. Хотите, фотографии покажу?