Вынос дела

Сев на любезно предложенный стул, я решила сразу брать быка за рога и спросила:

– Два года назад, летом, у вас лечилась Елена Никаноровна Костина, помните такую?

Реакция на этот вообще-то совершенно обычный вопрос оказалась сногсшибательной. Женщина сравнялась цветом с халатом, в глубоко посаженных карих глазах заплескался откровенный ужас. Красивая рука с аккуратно сделанным маникюром задрожала, кофе пролился на стол. Удивленная таким поведением, я осведомилась:

– Так как?

– Не было здесь Костиной, – пробормотала Надежда Викторовна еле слышно.

– Ну ничего себе, а компьютер выдает ваше имя.

– Давно происходило, не помню, – отбивалась Яковлева, – тут больных много. Поток идет, разве всех упомнишь!

Но ужас в ее глазах стал еще больше, к тому же мелко-мелко задергалась щека.

– Очень странно, – отчеканила я, – собственно говоря, меня направила сюда Олимпиада Евгеньевна, мать Лены.

– Не помню, – помертвевшими губами пробормотала терапевт.

– У меня проблема с сестрой, – решила я слегка успокоить нервную даму, – такая же, как у Олимпиады Евгеньевны с Леной. Кстати, старшая Костина сказала, будто вы замечательный доктор и обязательно мне поможете!

Внезапно пальцы Яковлевой разжались, керамическая кружечка шлепнулась об пол. Раздался звон, коричневая лужица растеклась у моих ног.

– Нет, – вскрикнула Надежда Викторовна, – и не просите! Ни за какие деньги не возьмусь!

– За что не возьметесь? – тихо спросила я, вплотную придвигаясь к столу. – За что?

Яковлева прикусила губу.

– Так как? – продолжала я настаивать. – Если предложу, к примеру, много тысяч долларов, откажетесь?

– Господи, – зашептала врач, – господи…

– Она ведь умерла, правда? – глядя в ее испуганные глаза, спросила я.

Надежда Викторовна медленно, словно сомнамбула, кивнула.

– Милая, – ласково прочирикала я, беря ее за потную, вялую руку, – вам совершенно не следует меня бояться, наоборот, расскажите правду, станет легче.

– Кто вы? – прошептала Яковлева. – Из милиции?

– Нет, нет, – поспешила я разуверить собеседницу, – работаю частным детективом, к органам никакого отношения не имею, ваша тайна умрет между нами. Но если вы сейчас не раскроете ее, не исключена возможность, что придется давать показания в кабинете у следователя. А там очень неприятно – протокол, мебель, привинченная к полу, на окнах решетки… Сколько вам заплатила Олимпиада Евгеньевна?

– Ничего, – проблеяла потерявшая остатки разума дама, – ничего.

– Как так? – изумилась я.

Надежда Викторовна вытащила из кармана марлевую салфетку, тщательно высморкалась и сказала:

– Уж как потом мучилась, что согласилась, одному богу ведомо. Иногда по ночам слышу шорох на лестнице и думаю: «Ну все, за мной идут». У вас дети есть?

– Двое.

– Значит, поймете меня. Если б не Чечня проклятая…

– Давайте по порядку, – попросила я.

Надежда Викторовна пробыла замужем всего год, потом благополучно развелась и никогда не сожалела о разрыве с мужем. Всю любовь, нежность и верность женщина отдала сыну Васеньке.

Вася рос замечательным, беспроблемным мальчиком. Не ребенок, а коробка шоколадных конфет. Отлично учился, помогал по хозяйству, никогда не спорил с матерью, не требовал дорогих игрушек и одежды… Милый, спокойный, он больше всего любил рисовать.

После школы он с легкостью поступил в институт. Беда грянула в начале второго курса. Пришла повестка в армию. Надежда Викторовна ринулась в военкомат со справкой из деканата, но сурового вида полковник объяснил встревоженной матери:

– Военной кафедры в вузе нет, сын подлежит призыву.

– Ему положена отсрочка на время учебы! – возразила Яковлева.

– Сейчас идет война в Чечне, – пояснил чиновник, – президент отменил льготы.

Представив себе близорукого, абсолютно беспомощного Васеньку в прицеле чеченского боевика, Надежда Викторовна чуть не лишилась рассудка. Спасибо, помогли коллеги.

Положили парня в отделение и дали справку о госпитализации. Дамоклов меч временно перестал висеть над головой сына. Но мать понимала, что это всего лишь короткая передышка. Васе следовало выправить белый билет. Ругая себя на все корки за то, что не докумекала до этого раньше, Яковлева принялась искать выход, и он нашелся.

Ее свели с одним пронырливым человечком, берущимся освободить Васеньку подчистую от воинской повинности. Проблема оказалась только в одном – жадный самаритянин хотел за «доброту» десять тысяч долларов, и ни копейкой меньше.