Аврора

Не получая вестей от родных, Амалия молилась все больше, а Аврора все меньше. Вынужденное затворничество выводило девушку из себя. Вот уже два месяца, как она вызвала Гильдебрандта, а он так и не удосужился прислать хотя бы весточку с объяснением или оправданием. Его молчание рождало подозрение: неужели этот верный секретарь не смог воспротивиться шансу мгновенного обогащения и приложил руку к пропаже сокровища? В это было трудно поверить, но дни шли, а ответа все не было, и подозрение крепло, тем более что курьеры, бросая вызов стихии, продолжали поддерживать связь между важнейшим портом и всеми княжествами Германии.

Перед самым Рождеством нескончаемое ненастье улеглось. Ветер стих, пошел мягкий снежок. За несколько часов он, к несказанной радости детворы, одел в белые одежды весь город. Вечером праздничные стайки детишек распевали на улицах старые рождественские песенки, получая в подарок печенье и конфеты. В детских голосах было что-то волшебное, чарующее, и Аврора, провожая взглядом ребятню в разноцветной одежке, ковылявшую по снегу, чувствовала покой вместе с вдохновляющей решимостью.

— Не могу больше сидеть сиднем и изводить себя. Сразу после праздника я уеду. Одна!

Ее сестра не смогла этого вынести.

— Одна? Без Ульрики, без...

— Одна-одинешенька, на хорошо подкованной лошади, переодевшись в мужчину. Не могу больше терпеть молчание Гильдебрандта. Вернусь в Ганновер, посмотрю, что с ним стряслось.

— Ты сошла с ума! Тебя не впустят в город.

— Авроре фон Кенигсмарк туда не пройти, но кто вздумает остановить... скажем, Гуго Меллендорфа, юношу из благородной семьи, путешествующего по германским княжествам для расширения кругозора, а может, и в поисках своей судьбы?

— Только не Ганновер! Там полно вербовщиков, они мигом зачислят тебя в роту новобранцев.

— Ничего не выйдет! Юноша — дворянин со слабым здоровьем. Мне надо за три дня выправить паспорт на это имя.

— Прояви хотя бы немножко благоразумия, потерпи...

— Надоело терпеть!

— Я хотела сказать, пережди самое темное время. Минует первое января — и все пойдет на лад.

— Нет, когда вернется тепло, мне станет совсем невмоготу... Ну, хорошо, я согласна протянуть с тобой вдвоем до конца года, раз никто не явился составить нам компанию, — уступила Аврора и обняла сестру.

Левенгаупта все не было. Амалия могла бы сама отправиться в Швецию, в Ла-Гарди, чтобы провести Рождество с сыновьями, но после неудачных родов она находилась в постоянной депрессии, а ее плохое настроение усугубляла ненастная погода. К тому же ей не хотелось расставаться с сестрой, и ту это очень трогало.

Добывать фальшивый паспорт не пришлось. Утром 1 января перед дверями дома спешился всадник. Передав свою лошадь конюху и строго наказав как следует о ней позаботиться, он потребовал, чтобы о нем доложили фрейлейн графине фон Кенигсмарк.

— О ком доложить? — спросил лакей.

— Свое имя я назову самой графине. Достаточно будет сказать ей, что я прибыл из Целле с поручением от Ее высочества герцогини.

Через мгновение в гостиной, убранной еловыми ветками с серебряными гирляндами и остролистом в красных шариках, перед удивленной Авророй предстал с глубоким поклоном Клаус Асфельд. Было заметно, как он устал, но, какой мокрой и грязной ни была его одежда, его необычная асимметричная физиономия светилась безудержной радостью. Он выглядел счастливчиком, добравшимся до райских врат.

— Здравствуйте, барон, — приветствовала Аврора гостя, усердно подметавшего перьями шляпы ковер. — Позвольте узнать, что привело вас в наш дом?

Мне доложили, что вас прислала герцогиня Элеонора. Я помню прием, оказанный мне ею в конце лета, и потому очень удивлена.

— Тем не менее я — посланец Ее высочества, — подтвердил Асфельд, улыбаясь изрешеченным шрамами лицом.

Больше он не промолвил ни слова. В его взгляде, прикованном к Авроре, было столько блаженства, что ее нервы, и так натянутые до предела в последнее время, не выдержали.

— Это все? Она ничего вам не поручила, и вы явились просто так, с приветствием?

— О нет!

И, опустившись перед девушкой на одно колено, как перед коронованной особой, он вручил ей письмо, с которого она тут же в волнении сковырнула печать. Герцогиня Элеонора была краткой: после двух фраз извинения за свое поведение в их последнюю встречу она просила фрейлейн фон Кенигсмарк «с крайней осторожностью проследовать в Целле вместе с ее посланником для изучения с ней вдвоем дела высочайшей важности».