Аврора

***

В память Авроры навсегда врезался тот грустный серый день, когда тяжелый гроб, пронесенный солдатами на плечах от речной пристани, где причалила баржа и откуда за процессией следовала толпа горожан, вплыл во двор замка, замерший в траурном убранстве. Солдаты, печатая шаг под бой обтянутых черным крепом барабанов, водрузили гроб на постамент в часовне. Филипп примчался на похороны из Дрездена, где с детства находился при наследном принце Саксонии Фридрихе Августе сначала в качестве пажа и компаньона по играм, а потом — как лучший друг и товарищ по разгульной жизни.

Еще недорослем Фридрих Август стал проявлять необыкновенную склонность к хорошеньким девушкам, стараясь не отставать от Филиппа, который был старше его на целых пять лет. Еще сильнее они сдружились на почве совместной страсти к оружию и к опасным развлечениям. Уже в двенадцать лет принц, этот юный великан, гнул руками железные прутья, а пальцами — монеты. Филипп, не обладавший мускулатурой своего друга, превосходил его как всадник: настоящий кентавр со шпагой наголо, он пока еще не встречал соперника, который смог бы с ним потягаться.

Мысли Авроры на похоронах были заняты старшим братом, но перед глазами у нее стоял Филипп. Несмотря на траурное одеяние, он явился домой таким красавчиком, каким его здесь еще ни видывали. С красотой облика резко контрастировало его унылое настроение: сестринское сердце сжималось от тяжелого предчувствия, поскольку исходившую от Филиппа безутешность нельзя было объяснить одной лишь гибелью Карла Иоганна. Спору нет: он был очень привязан к брату, но не суждено ли воинам молодыми складывать головы на поле брани? Или его настолько потрясло то, что брата сгубила подлая чума, а не лучезарная стать турецкого ятагана? А вдруг?..

После отпевания и поминальной трапезы Аврора поманила его за собой в сад, в маленькую беседку над рекой — излюбленное место их детских игр. Там она подвергла его допросу.

— Все мы проливаем слезы, но у твоей печали, похоже, другие причины... — начала она.— Что ты хочешь этим сказать?

— Что ты выглядишь еще несчастнее, чем после возвращения из Целле четыре года назад. Таким, как тогда, тебя раньше не видели: у тебя был такой вид, словно ты взвалил себе на плечи все беды мира... Сейчас ты выглядишь не лучше, а даже еще хуже. Опять любовные огорчения, вопреки всем рассказам о твоих победах над прелестными саксонками?

Филипп пожал широкими плечами и молча отвернулся от сестры, но та слишком хорошо его знала, чтобы среагировать на эту детскую уловку.

— Получается, ты до сих пор ее любишь? — спросила она шепотом, не смея произнести запретное имя.

Филипп резко обернулся и пронзил ее неистовым взглядом своих синих глаз. Все мужчины рода Кенигсмарков, и в прошлом, и в настоящем, одинаково злились, когда их заставали врасплох.

— Представь себе, да! Люблю до сих пор, и что мне за дело до других, которые перед ней ничто? Они — всего лишь тела, необходимые мне для утоления страсти, но им никогда не стереть из моей памяти ее образ... Я с ума схожу, зная, как она несчастна!

И, не желая больше ничего объяснять, Филипп бросился прочь сквозь сад, оставив Аврору наедине с ее мыслями.

«Она»! Речь шла о Софии Доротее из Целле, которую Филипп однажды назвал своей невестой.

Тогда — с тех пор минуло уже пять лет! — юный Кенигсмарк, которому только-только стукнуло шестнадцать, по совету саксонского курфюрста нагрянул в Целле — попытать счастья в качестве жениха: там его ожидала невеста, брак с которой позволил бы ему со временем взойти на трон одного из государств тогдашней Германии.

Георг Вильгельм Брауншвейг-Люнебургский, герцог Целльский, чей двор располагался в этом чудесном городе, имел одну-единственную дочь — незаконнорожденную, но удочеренную и признанную законной наследницей вслед за решением герцога обвенчаться с ее матерью, очаровательной француженкой-гугеноткой Элеонорой д'Ольбрёз, с которой он познакомился в голландском городе Бреда, где нашли убежище многие французские протестанты. К ним принадлежали маркиз д'Ольбрёз и его дети. Их приютила принцесса Таранто, сделавшая Элеонору своей фрейлиной; отец девушки поступил в армию принца Оранского. Сначала брак Элеоноры был морганатическим, но в конце концов она превратилась в настоящую герцогиню Целльскую, а ее дочь — в одну из богатейших наследниц во всей Германии. За Рейном Салический закон не действовал, и ее будущий муж стал бы править герцогством вместе с ней.