Констанция. Книга четвертая

Одна лишь Констанция вела себя независимо. Она могла себе позволить говорить королю все, что думает, могла спорить с ним по самому незначительному поводу и даже эти споры и злые выходки Констанции доставляли королю Витторио неописуемое наслаждение. Ведь он все еще надеялся — скоро придет время и Констанция полюбит его, а даже думать о том, чтобы расстаться с этой прекрасной, дерзкой холодной женщиной, он не мог, сразу же отбрасывал подобные мысли. Он не мог себе представить и одного дня, проведенного порознь со своей возлюбленной. Ревность кипела вего душе, едва он оставлял Констанцию одну.

» Как она там? — думал король Витторио. — Может быть, она с кем-нибудь разговаривает, вспоминает свое прошлое, вспоминает графа де Бодуэна?«

И он, бросая государственные дела, мчался в Риволи.

Констанция расхаживала по дворцу, изредка останавливаясь пред той или иной картиной, перевезенной в Риволи. Вермеер Дельфтский висел теперь у нее в спальне, Караваджо — в гостиной, Тинторетто и Веронезе украшали ее уборную.

Король радостно поднимался по лестнице.

— Констанция, ну как, ты скучала без меня? — обращался он к своей фаворитке.

Констанция заметно передергивала плечами, морщилась.

— А почему я должна скучать, ваше величество?

— Да не называй ты меня, в конце концов, » ваше величество «!

— Хорошо, — кротко говорила Констанция, отходя к окну и глядя на зеленеющие холмы и серые скалы.

— Та ты скучала, или нет, признайся?

— Я же говорю тебе, что я не скучала.

— А чем ты занималась, пока меня не было?

— Ничем не занималась.

— А ты хоть ждала меня? — спрашивал король, обнимая Констанцию.

Она передергивала плечами, пытаясь высвободиться из объятий

— Ничем я не занималась. Гуляла, смотрела картины, дышала свежим воздухом.

— Боже, да неужели ты совсем не думала обо мне? Неужели ты даже не вспомнила о моем существовании?

— К чему эти разговоры, ваше величество, ведь вам прекрасно известно, что я принадлежу и служу вам.

— Я не хочу, Констанция, чтобы ты мне служила, я хочу, чтобы ты меня любила.

— Любила… какое странное слово, — поджимала губы Констанция и принималась помахивать веером или стучать пальцами по крышке стола, — любила… — это слишком сильно, ваше величество, сказано. Любовь надо заслужить.

— Что я должен сделать, Констанция?

— Ваше величество…

— Да прекрати, прекрати, Констанция, называть меня так!

— Хорошо, — соглашалась женщина, — трудно влюбиться в человека, когда он взял тебя силой.

— Но разве я взял тебя силой? Ведь ты сама пришла ко мне, помнишь ту ночь?

— Помню, — зло бросала Констанция, нервно расхаживая по залу, изредка останавливаясь перед какой-нибудь из картин. Действительно, я пришла сама, но стоит учесть…

— О чем ты хочешь сказать, что я тебя вынудил?

— Да, и тебе это прекрасно известно.

— Да нет же, все не так!

— Так, — говорила Констанция, глядя в глаза королю Витторио.

А он падал в кресло и, схватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону.

— Ну почему ты такая холодная, как камень?

— А что, разве я обязана кипеть? Разве я обязана бросаться в твои объятия, целовать тебя, говорить, что я люблю, если мое сердце холодно и в нем нет любви?

— Но ведь ты можешь соврать.

— Нет, врать я не могу и не желаю.

— Почему?

— Это против моих правил.

Констанция видела в зеркале отражение короля, его лицо было хмурым, взгляд из-под сдвинутых бровей жестким и решительным.

— Я тебя накажу.

— Воля ваша, вы вообще можете сделать со мной все, что угодно. Вы можете запереть меня в какую-нибудь комнату, можете отослать на конюшню, можете заставить стирать ваше белье, ведь вы мойповелитель. — Но я не хочу быть повелителем, я хочу только одного…

— Нет, этого никогда не будет.

— Ну почему? Неужели твое холодное сердце не дрогнет, неужели ты не видишь, что я буквально сгораю от любви к тебе, что чувства переполняют мое сердце.

— Вижу, но это ни о чем не говорит, мое сердце бьется ровно и спокойно.

— У тебя, Констанция, не сердце, у тебя в груди камень.

— Возможно.

Все чаще и чаще подобные разговоры происходили между королем и его фавориткой, все чаще и чаще король выбегал из комнаты Констанции, раздосадованно бросаясь на кого-нибудь из слуг.

— Где моя лошадь?! Я приказывал, чтобы она стояла у крыльца!

— Сию минуту, ваше величество, приказ будет исполнен.