Слезы луны

Бренна прекрасно понимала, что папа или она справились бы в одиночку, и его решение поработать вместе пролило бальзам на ее растревоженное сердце.

— Я с радостью. Пап…

— Мик, скорее, мы опоздаем к мессе.

— Крыльцо подождет до завтра, — сказал Мик и, погладив плечо дочки, начал спускаться.

— А кое-что не подождет, — прошептала Бренна и, глубоко вздохнув, распахнула дверь в комнату сестры.

Эллис Мей терпеливо сидела на краешке кровати. Выходные туфли начищены до блеска. Волосы, чисто вымытые и гладко причесанные, будто светились на солнце. Мэри Кейт перед зеркалом красила ресницы. Ее веки припухли от слез, но губы при виде Бренны вытянулись в тонкую злую линию.

— Эллис, милая, мама зовет. Иди вниз.

Мэри Кейт поправила волосы.

— Я иду с тобой, Эллис Мей.

— Нет, не идешь. — Бренна решительно заслонила дверной проем. — Успеешь на позднюю мессу.

— Я не желаю тебя слушать.

— Придется, только сначала выйдем из дома. Я обещала маме не драться здесь. Можешь дуться весь день и всю ночь, как ребенок, но если считаешь себя взрослой женщиной, Мэри Кейт, я жду тебя в грузовике.

Меньше чем через пять минут Мэри Кейт гордо выплыла из дома и забралась в кабину грузовика. Выезжая на дорогу, Бренна заметила на губах сестры помаду и в очередной раз удивилась, почему так много женщин считают раскраску чем-то вроде брони или оружия. Хотя, если подумать, и далекие предки раскрашивали себя синей краской перед тем, как с устрашающими криками броситься в бой.

Бренна пригнала грузовик к гостинице на утесе, припарковалась на нейтральной территории, даже скорее на территории Мэри Кейт, соскочила на землю и пошла не оглядываясь, зная, что сестра последует за ней.

— И куда это ты спешишь? Хочешь сбросить меня с утеса?

— Туда, где мы обе постараемся не драться и не таскать друг друга за волосы.

Чем выше поднимались девушки по горной тропинке, тем холоднее становилось. Здесь зима явно не спешила уступить место весне, но кое-где робко выглядывали первые цветы, и трели птиц сплетались с гортанными криками чаек.

Бренна миновала развалины древней часовни, три каменных креста и ступила на старое кладбище.

— Это святая земля, и на этой земле я честно признаю, что причинила тебе зло. Ты моя сестра, моя кровь, а я пренебрегла твоими чувствами. Прости меня.

Мэри Кейт не ожидала подобного смирения и разозлилась еще больше.

— Думаешь отделаться жалкими извинениями?

— Это все, что я могу сказать.

— Ты отказываешься от него?

— Я думала, что смогу, — медленно произнесла Бренна. — Отчасти из гордости. Я думала: «Откажусь от него ради нее, и тогда она увидит, чем я готова пожертвовать для ее счастья». Отчасти из чувства вины. Я причинила тебе зло, и расставание с Шоном стало бы моим наказанием.

— Я вижу в тебе больше гордости, чем раскаяния.

Бренна подавила вспышку гнева. Она прекрасно знала свою сестру, знала, как ловко та умеет разжигать гнев в противнике, чтобы лишить его способности здраво мыслить.

— Я виновата не в том, что было между мной и Шоном, а в том, что обидела и поставила в неловкое положение тебя. — Холодный тон только придал веса ее словам. — И в том, что готова была отказаться от него, как от любовника, и, возможно, как друга. А потом я хорошенько подумала и поняла, что это все равно как уступить ребенку, закатившему истерику, а, значит, проявить неуважение к тебе и твоим чувствам.

— Ты просто выкручиваешься, чтобы получить что хочешь.

И вдруг разделявшие их четыре года показались Бренне четырьмя десятилетиями. Ее охватила невыразимая усталость, а язвительный и звенящий слезами голос Мэри Кейт напомнил о детских драках за новую игрушку или последнее печенье в коробке.

— Хочу ли я Шона? Да, хочу. Я еще не разобралась до конца, но желание, чувства к нему есть, и я не стану это отрицать. Я стою перед тобой, как женщина перед женщиной, и говорю тебе, что он тожехочет меня. Мэри Кейт, поверь, мне жаль, я понимаю, как больно это слышать, но ты его как женщина не интересуешь.

Мэри Кейт гордо вскинула голову, и Бренна подумала, что на месте сестры повела бы себя точно так же.

— Он мог бы заинтересоваться мной, если бы ты не согревала его постель.