Сборник 7 ДАЛЕКО ЗА ПОЛНОЧЬ

Темноволосый человек ввел его в другую комнату.

У Джорджа перехватило дыхание.

– Но это же комната Кэти!

– Фирма старается максимально удовлетворять запросы клиентов.

– Ее комната! До мельчайших деталей!

Джордж Хилл подписал чек на десять тысяч долларов. Человек взял чек и ушел.

В комнате было тихо и тепло.

Джордж сел и потрогал пистолет в кармане. Да, куча денег… Но богатые люди могут позволить себе роскошь «очищающего убийства». Насилие без насилия. Смерть без смерти. Ему стало легче. Внезапно он успокоился. Он смотрел на дверь. Наконец-то приближается момент, которого он ждал целых полгода. Сейчас все будет кончено. Через мгновение в комнату войдет прекрасный робот, марионетка, управляемая невидимыми нитями. И…

– Здравствуй, Джордж.

– Кэти!

Он стремительно повернулся.

– Кэти! – вырвалось у него.

Она стояла в дверях за его спиной. На ней было мягкое как пух зеленое платье, на ногах – золотые плетеные сандалии. Волосы светлыми волнами облегали шею, глаза сияли ясной голубизной.

От потрясения он долго не мог выговорить ни слова. Наконец сказал:

– Ты прекрасна.

– Разве я когда-нибудь была иной?

– Дай мне поглядеть на тебя, – сказал он медленно чужим голосом.

Он простер к ней руки, неуверенно, как лунатик. Сердце его глухо колотилось. Он двигался тяжело, будто придавленный огромной толщей воды. Он все ходил, ходил вокруг нее, бережно прикасаясь к ее телу.

– Ты что, не нагляделся на меня за все эти годы?

– И никогда не нагляжусь… – сказал он, и глаза его налились слезами.

– О чем ты хотел говорить со мной?

– Подожди, пожалуйста, немного подожди.

Он сел, внезапно ослабев, на кушетку, прижал дрожащие руки к груди. Зажмурился.

– Это просто непостижимо. Это тоже кошмар. Как они сумели сделать тебя?

– Нам запрещено говорить об этом. Нарушается иллюзия.

– Какое-то колдовство.

– Нет, наука.

Руки у нее были теплые. Ногти совершенны, как морские раковины. И нигде ни малейшего изъяна, ни единого шва. Он глядел на нее, и ему вспоминались слова, которые они так часто читали вместе в те счастливые дни: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими… Как лента алая губы твои, а уста твои любезны… Два сосца твоих как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями… Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе»³².

– Джордж!

– Что? – Глаза у него были ледяные.

Ему захотелось поцеловать ее.

«…Мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана».

– Джордж!

Оглушительный шум в ушах. Комната перед глазами пошла ходуном.

– Да-да, сейчас, одну минуту…

Он затряс головой, чтобы вытряхнуть из нее шум.

«О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дочь княжеская! Округление бедер твоих, как ожерелье, творение искусного художника…»

– Как им это удалось? – вскричал он.

Так быстро! За три часа, пока он спал. Как это они расплавили золото, укрепили тончайшие часовые пружинки, алмазы, блестки, конфетти, драгоценные рубины, жидкое серебро, медные проволочки? А ее волосы? Их спряли металлические насекомые? Нет, наверно, золотисто-желтое пламя залили в форму и дали ему затвердеть…

– Если ты будешь говорить об этом, я сейчас же уйду, – сказала она.

– Нет-нет, не уходи!

– Тогда ближе к делу, – холодно сказала она. Ты хотел говорить со мной о Леонарде.

– Подожди, об этом немного позже.

– Нет, сейчас, – настаивала она.

В нем уже не было гнева. Все как будто смыло волной, когда он ее увидел. Он чувствовал себя гадким мальчишкой.

– Зачем ты пришел ко мне? – спросила она без улыбки.

– Прошу тебя…

– Нет, отвечай. Если насчет Леонарда, то ты же знаешь, что я люблю его.

– Замолчи! – Он зажал уши руками.

Она не унималась.

– Тебе отлично известно, что я сейчас все время с ним. Я теперь бываю с Леонардом там, где бывали мы с тобой. Помнишь лужайку на Монте-Верде? Мы с ним были там на прошлой неделе. Месяц назад мы летали в Афины, взяли с собой ящик шампанского.

Он облизал пересохшие губы:

– Ты не виновата, не виновата! – Он вскочил и схватил ее за руки. – Ты только что появилась на свет, ты не она. Виновата она, не ты. Ты совсем другая.

– Неправда, – сказала женщина. – Я и есть она. Я могу поступать только так, как она. Во мне нет ни грамма того, чего нет в ней. Практически мы с ней одно и то же.

---