Кошкина пижама

— Теперь смотри сюда, — Бёрнем Вуд погладил бока своей гигантской машины. — Сказать тебе, что внутри? Все секунды, минуты, часы, дни, недели, месяцы и годы времени, минувшего пятьдесят лет назад. Сейчас мы запустим эти часы и дни, чтобы дать Скотти еще немного времени для завершения его романа. Он должен был стать его лучшей книгой, но тут завелась эта старая заезженная пластинка, которая играла темными ночами, когда мы перепивались вусмерть.

— Ну и, — допытывался я, — как ты собираешься это сделать?

Бёрнем Вуд вытащил список.

— Читай. Вот пункты, через которые проследует моя машина, чтобы выполнить свою работу.

Я изумленно посмотрел на список и начал читать.

— Б. П. Шульберг — «Парамаунт», верно?

— Верно.

— Ирвинг Тальберг — «Метро-Голдвин-Майер»? Дэррил Занук — «Фокс»?

— Именно так.

— Ты что, собираешься посетить всех этих людей?

— Да.

— У тебя тут директора различных студий, продюсеры, шлюхи, с которыми он один раз переспал, бармены со всех концов света. Что ты собираешься с ними делать?

— Попробую их расшевелить, дам взятку, а если необходимо, отлуплю хорошенько.

— А как насчет Ирвинга Тальберга? Он ведь умер в тридцать шестом.

— А если б протянул подольше, он мог бы оказать положительное влияние на Скотти.

— И что же ты собираешься делать с мертвецом?

— Когда Тальберг умер, на свете еще не существовало сульфаниламида. Я хочу пробраться к нему в больничную палату за неделю до его смерти и дать ему лекарства, которые, возможно, вылечат его и позволят ему вернуться на следующий год в «MGM». Он наверняка предложит Скотти что-нибудь получше, чем та работа, которую они ему давали.

— Ничего себе списочек, — сказал я. — Ты говоришь так, будто собираешься двигать этими людьми, как пешками.

Бёрнем Вуд показал мне пачку стодолларовых бумажек.

— Я намерен раздать эту пачечку. Возможно, некоторые из этих тузов окажутся сговорчивыми. Встань поближе. Слушай.

Я подошел вплотную к огромной рокочущей машине. Изнутри до меня доносились далекие крики и звуки выстрелов.

— Похоже на революцию, — сказал я.

— Взятие Бастилии, — отозвался Бёрнем Вуд.

— Как она там оказалась?

— Фильм «Мария-Антуанетта», студия «MGM». Фицджеральд работал над ним.

— Господи, ну конечно. И зачем ему понадобилось писать такое?

— Он обожал кино, но еще больше он обожал деньги. Слушай дальше.

На сей раз выстрелы были громче, и когда обстрел прекратился, я сказал:

— «Три товарища». Германия, «MGM», тридцать шестой год.

Бёрнем Вуд кивнул.

Потом послышался заливистый, многоголосый женский смех. Когда он затих, я сказал:

— «Женщины» с Нормой Ширер и Розалиндой Рассел, «MGM», тридцать девятый год.

Бёрнем Вуд снова кивнул.

Затем опять послышались раскаты хохота и громкая музыка. Я по памяти называл имена, которые помнил по старым киножурналам.

— «Одержимость» с Джоан Кроуфорд. «Мадам Кюри» с Грир Гарсон, сценарий Хаксли и Скотта Фицджеральда. Боже мой, — продолжал я. — Зачем он возился со всем этим и как все эти звуки оказались в утробе твоей машины?

— Я их рву на части, я рву сценарии. И все это кучей перемешано внутри. «Алмаз величиной с отель „Риц“», «По эту сторону рая», «Ночь нежна». Все там. Если перемешать весь хлам с действительно хорошими вещами, у тебя появляется шанс проложить новую дорогу в прошлом, чтобы создать новое будущее.

Я перечел список.

— Тут имена продюсеров, режиссеров и соавторов-сценаристов за несколько лет; некоторые из «MGM», другие из «Парамаунт», но больше из Нью-Йорка лета тридцать девятого. Что в итоге?

Я взглянул на Бёрнема Вуда и увидел, что тот прямо-таки дрожит от предвкушения, глядя на свою машину.

— Я собираюсь отправиться в прошлое со своей метафорической бетономешалкой, залить в цементные ботфорты всех этих идиотов, переправить их к какому-нибудь океану вечности и бросить их всех туда. Я расчищу дорогу для Скотти, подарю ему драгоценное Время, чтобы в конце концов — молю тебя, Господи — «Последний магнат» был дописан, завершен и опубликован.

— Никто не сможет этого сделать!

— Я смогу — или погибну. Я буду выуживать каждого из них, по одному, к определенные дни в течение всех этих лет. Я буду похищать их из привычного круга и переносить в другие города и в другие годы, где им придется пробиваться заново, на ощупь, забыв про то, откуда они взялись, и про то дурацкое ярмо, которое они повесили на Скотти.