Бассейн с крокодилами

В правлении кооператива пошли навстречу Грекову, к тому же никто не хотел ехать в квартиру, где совсем недавно произошло убийство. На собрании решили отдать жилплощадь Иветте.

Обласканный властями Греков съездил в Моссовет, сходил на прием к тогдашнему председателю, и вопрос о московской прописке для Люки решился в одночасье. Но девушка не пошла жить на новую жилплощадь, осталась с Иваном Александровичем.

– Я должна заботиться о вас, – объяснила она свое решение.

Старик был тронут. Правда, Иветта не слишком перетруждалась на ниве домашнего хозяйства. В доме постоянно жили домработницы. Но с наемной прислугой Грекову не везло. Несколько раз из комода пропадали значительные суммы, и женщин с позором выгоняли. Все они как одна отрицали свою вину.

Потом разразился скандал с украденными деньгами. Ивана Александровича вызвал ректор и рассказал гнусную историю. Старик вышел из приемной ни жив ни мертв. Дома моментально спросил у Люки:

– Ну почему ты, деточка, не рассказала правды? Одна ты у меня осталась, неужели я тебе не помогу?

Иветта картинно расплакалась.

– Ах, милый папочка, все неправда, меня оклеветали.

– Зачем и кому такое нужно? – удивился Иван Александрович.

Люка потупилась, потом еле слышно пробормотала:

– Эдуард Васильевич ко мне приставал, вызывал без конца в кабинет, обнимал, а потом предложил… ну, сами понимаете. Я, конечно, отказала, тогда он сказал: еще пожалеешь! Уже жалею – он меня в воровку превратил.

– Но как он такое сделал? – изумился Иван Александрович. – Он говорит, у тебя в сумке нашли…

Люка грустно улыбнулась.

– Секретарша Юля подсунула, она что хочешь для Эдуарда Васильевича сделает. Меня ректор вызвал, я сумку в приемной оставила…

– А еще он говорит, что часть денег нашли у тебя в туфлях…

– Вот видите, – заплакала Люка, – и вы верите… Да не было этого, ловко придумано, и только…

Иван Александрович молча смотрел на названую дочь.

– Небось еще сообщил, что в карты играю, – пробормотала девушка.

Греков безоговорочно поверил Иветте. Было немыслимо представить, что она лжет. Ректор слыл страстным любителем дамского пола, недавно весь институт обсуждал его роман с красавицей-второкурсницей. А Люка была очень хороша: тоненькая фигурка, облако русых волос и огромные невинные голубые глаза. Греков не утерпел и сказал Эдуарду Васильевичу все, что он о нем думал. Ректор не остался в долгу и выпалил:

– Вы, мой друг, совсем разума лишились. Обвиняете меня черт-те в чем! Да ваша Воротникова – прожженная бестия, клейма ставить негде. Кстати, в институте поговаривают, будто вы после кончины Александры Ивановны отнюдь не монахом живете. Странно это выглядит – пожилой мужчина в одной квартире с молодой женщиной…

– Она мне дочь, – сказал обескураженный Греков.

– Да? – ухмыльнулся ректор. – А люди по-другому считают.

Слово за слово, и они поругались, не на жизнь, а на смерть.

Иван Александрович ушел из института. Люку он пристроил в другой вуз.

Следующие полгода прошли без особых изменений. Старик был сильно привязан к Иветте. Раз в месяц девушка обязательно ездила навещать мать. Иван Александрович давал денег на билеты и триста рублей на оплату медсестры и лекарств. Тяжело больная мать каким-то чудом все еще была жива.

Спокойная, размеренная жизнь кончилась весной. Греков шел по улице Горького, намереваясь купить в галантерее какой-нибудь приличный одеколон. Внезапно его окликнули. Актер повернулся, рядом улыбался крепкий, еще совсем не старый мужчина.

– Не узнаете? – спросил он.

– Нет, – покачал головой Греков, – не припомню. Где мы с вами встречались?

– Кабанов Григорий Ефимович, – сообщил мужик, – следователь, вел дело Вадима.

Иван Александрович инстинктивно отшатнулся.

– Понимаю, – грустно сказал Кабанов, – уж извините, не удержался, очень захотелось с вами поздороваться. Вчера по телевизору показывали фильм «Степан Разин», я просто в восторг пришел, даже плакал в конце…

Роль беспутного атамана была одной из самых любимых и у Грекова. К тому же он, как все артисты, обожал комплименты и похвалы, принимая словеса за чистую монету. Наивное почтение, выказанное Кабановым, растопило его сердце, и Греков пробормотал, показывая на Дом актера:

– Пойдемте кофейку глотнем, раз встретились.

Григорий Ефимович тут же согласился, и они сели в самом дальнем углу ресторана. После фирменной вырезки с грибами и хорошего вина Кабанова чуть-чуть развезло, и он вздохнул: