ИСПОВЕДНИЦА

Кэлен отчаяно пыталась схватить рукоять меча. Ей не хватало совсем чуть-чуть, чтобы дотянуться до него пальцами. Она понимала, что поскольку она лежала на земле и у неё нет полной свободы распоряжаться руками - даже если ей удастся завладеть им, - у неё не будет ни одного шанса вынуть лезвие из ножен и проткнуть Самюэля или хотя бы полосануть. Она преследовала другую цель - просто обхватиться рукой вокруг рукояти и затем ударить его в лицо или голову. Меч был достаточно тяжелым и мог нанести серьёзную травму. Хорошее попадание в нужное место, например в висок, может даже убить её насильника.

Вот только рукоять меча была вне досягаемости.

Пока она отчаянно извивалась, пытаясь дотянуться и достать меч, у Самюэля были затруднения с тем, чтобы завладеть ею. Одеяло мешало его похоти заполучить её. Припав поверх неё, чтобы удержать её внизу, лишь усугубляло его неприятное осложнение. Похоже что он не продумал практическую сторону осуществления замысла. Ему весьма эффективно удавалось удерживать её внизу, но одеяло было тем инструментом, что позволяло ему держать её руки и ноги под контролем. И в тоже время, оно препятствовало ему добраться до окончательной цели.

Она понимала, что это будет продолжаться только до того момента, пока до него не дойдёт просто ударить её и лишить сознания.

Словно прочитав её мысли, она заметила замах правой руки. Она видела как приближался его большой кулак. Пока его кулак летел к её лицу, она вложила всю свою силу, чтобы вывернуть своё тело и увернуться от удара.

Его кулак врезался в земле прямо за её головой.

Её пальцы ощупью прочли золотую гравировку „Истина“ на рукояти меча.

И тут мир, словно внезапно остановился.

В одно мгновение её затопило понимание.

Всё то понимание, что было для неё полностью утрачено, неожиданно вернулось к ней.

Она не вспомнила, кем она была, но она мгновенно вспомнила, чем она была.

Исповедницей.

Это было далеко от полного воссоединения со своим прошлым, но в этой нити изменений она поняла, что значит быть Исповедницей. Так долго это было полной тайной! Но теперь она не только вспомнила всё, что это означало, она чувствовала внутри неё по рождению право на это, чувствовала его узы с ней.

Она все еще не знала, кем она была, кем была Кэлен Амнелл и она всё ещё не помнила ничего из своего прошлого, но она вспомнила, что это значило, быть Исповедницей.

Самюэль замхнулся рукой назад собираясь ударить её снова.

Кэлен прижала свою руку к его груди. Больше не ощущалось что это был сильный человек над ней, контролирующий её. Она больше не чувствовала ни паники ни ярости. Она больше не боролась. Она чувствовала себя так, как будто она была лёгкой, как дыхание воздуха, и что у него больше не было никакой власти над ней.

Больше не было никакой безумной борьбы, никакого чувства отчаяния.

Время было её.

Не было никакой необходимости продумывать, оценивать, решать… Она полностью понимала и была уверена в своём следующем действии. Ей даже не нужно было обдумывать это.

У Кэлен не было необходимости для того, чтобы призвать её право по рождению, скорее перестать сдерживать его.

Она могла видеть его разъяренным, с сосредоточенным выражением, застывшим над ней. Его кулак оставался неподвижным в уже вечно расширяющейся искре времени, как это было бы до тех пор, пока это не было бы закончено.

Ей не надо было надеяться, или ждать, или действовать. Она знала, что это время - было её. Она знала что должно будет произойти, почти так, будто это уже произошло.

Самюэль пришёл в лагерь Имперского Ордена, не для того, чтобы спасти её, но - по тем причинам, о которых она узнает прежде, чем с этим будет закончено - чтобы взять её в плен.

Он не был её спасителем.

Это был враг.

Внутренняя мощь её власти, ледяной извивающейся силой выскальзывая из заточения, захватывала дух. Она выхлестнулась из глубоких скрытых глубин, покорно наводняя каждую крупицу её существа.

Время было её.

Она смогла бы пересчитать каждую песчинку на его застывшем лице, если б ей того захотелось, и при этом он бы ни на дюйм не продвинулся в своём опрометчивом порыве ударить её.

Страх покинул её; на это место пришло невозмутимость намерения и контроль. Не было никакой ненависти; холодная оценка справедливости взяла верх.

В состоянии глубокого мира, рожденного от распоряжения своей собственной способностью, и через это своей собственной судьбой, у неё не было никакой ненависти, никакого гнева, никакого ужаса, никакого горя. Она видела правду такой, какой она была. Этот человек осудил себя сам. Он сделала выбор; теперь он должен был столкнуться с неизбежным следствием своего выбора. В этой бесконечно малой искре существования её ум был в пустоте, где бег всёпоглощающего времени казался приостановленным.