Утренняя луна

Она согласилась на первую же квартиру, которую ей показали. Апартаменты располагались в здании, принадлежавшем мистеру Престону. Их главными достопримечательностями были балкон и сказочный вид из окна. О такой квартире мечтает каждый житель Нью-Йорка, но Джекка осталась равнодушна. Там была кое-какая мебель, но отсутствовало белье. Молодой человек предложил сопроводить ее в магазин, а потом угостить поздним ужином, но получил отказ.

Джекка купила несколько простыней и полотенец, а вернувшись, поняла, что чертовски устала и не в силах даже развернуть пакет. Она проверила телефон – никаких сообщений – и легла спать.

Утром, убедившись, что сообщений от Тристана как не было, так и нет, она почувствовала себя немного лучше. Если он смог так легко исключить ее из своей жизни, она тоже сумеет пережить разрыв.

Она приняла душ, надела джинсы и футболку и отправилась завтракать, а по пути на работу завернула в магазин, чтобы купить одежду, соответствующую ее новому положению. Увидев свое отражение в зеркале, она подумала, что все-таки больше похожа на жительницу Нью-Йорка, чем на провинциалку из Эдилина.

В галерее ее ждали двое художников.

– Неплохо, – сказала Делла, – мне нравится. Хотя, похоже, кто-то наступил на тюбик с синей краской.

Она вместе с Джеккой просматривала серию пейзажей, написанных маслом, по большей части модернистских, хотя чувствовалось влияние Ашканской школы ^[13]и Сальвадора Дали. Их объединяло одно – тысяча оттенков синего цвета.

– Он где-то читал, что в творчестве Пикассо был голубой период, и теперь хочет, чтобы его биограф имел возможность написать о нем то же самое, – сказала Джекка.

– Или он смотрит «Аватар» по шесть раз на дню, – усмехнулась Делла. – У него вообще, похоже, гипертрофированное эго.

– Думаешь, он уже выбрал место для библиотеки, которую построят в его честь? – спросила Джекка, и Делла засмеялась.

Джекка встала, отошла назад и посмотрела на картины. Она вернулась из Эдилина уже несколько недель назад и все это время старалась держать эмоции в узде. Поначалу ей это не слишком хорошо удавалось, но теперь она уже начала выздоравливать.

Из Эдилина она общалась только с Ким, но та не упоминала о Тристане.

– Не буду говорить: «Я тебя предупреждала», – только один раз сказала Ким.

– Имеешь право, – грустно усмехнулась Джекка.

– Нет. Жаль только… – Ким так и не сказала, о чем сожалеет.

Вместо этого они стали беседовать о работе, заключив молчаливый пакт – не говорить о мужчинах.

Вот только миссис Уингейт и Люси, похоже, не хотели иметь с ней ничего общего. И это было больно. Джекка думала, что эти женщины стали ее друзьями, но оказалось, что для них она была всего лишь очередной жиличкой.

С Люси было хуже всего. Во время единственного телефонного разговора она вела себя так, словно Джекка была врагом, который пытается выведать у нее информацию. Больше Джекка ей не звонила, а после трех эсэмэсок, на которые та ответила холодно и сдержанно, переписка прекратилась.

Когда Джекка позвонила миссис Уингейт, та была очень вежлива, можно сказать, очаровательна, но больше не было смешков относительно танцев у шеста, шутливых разговоров о Тристане, о Нелл, равно как и о любых других жителях Эдилина.

Эти звонки тоже прекратились.

Самую большую боль причинил ей отец. В течение двух недель она была настолько зла, что желала от него лишь извинений, униженных просьб о прощении.

Но шло время, а от него не поступало ни звонков, ни сообщений. И несмотря на свою решимость, Джекка смягчилась. В один из воскресных вечеров она позвонила домой в Нью-Джерси. К ее ужасу, ответила Шейла. Джекка едва не бросила трубку.

– Его здесь нет, – заявила Шейла, – и не будет.

Джоуи отобрал телефонную трубку у жены.

– Привет, Джек, старуха! Как Нью-Йорк?

– На месте. Где папа?

– Его нет.

– Где он?

– Когда ты приедешь нас навестить? Дети спрашивали о тебе. А у меня есть культиваторы, которые нужно почистить.

– Джоуи, прекрати немедленно! Скажи, где папа.

– Э… Джекка, он велел ничего не говорить тебе о нем.

Джекка была настолько ошеломлена, что на несколько секунд лишилась дара речи, прежде чем смогла возмущенно воскликнуть:

– Что???

---

13 Ашканская школа, она же Школа мусорного бака, – радикальное направление в реалистической живописи первой четверти XX в., не чуждавшееся показа теневых сторон жизни большого города: трущоб, ночных баров, злачных мест.