Рожденная во льду

– Чушь! Полная чушь!

– Забавно! Когда ты злишься, у тебя пропадает красноречие. – Бри ловко перекинула простыню через руку, соединив противоположные концы. – Ты думаешь: «Бедная Бри! Ее сердце будет разбито!» Так вот, заруби себе на носу: не будет!

Еще одно движение, и аккуратный квадратик, в который превратилась простынка, уже положен на чисто вымытый кухонный стол.

– Я прекрасно жила до встречи с тобой, проживу и без тебя, – заключила Бриана.

– И при этом ты уверяешь, что любишь меня?

– Люблю. – Бри взяла еще одну простыню и начала спокойно проделывать с ней те же самые манипуляции. – Хотя, конечно, глупо любить труса, который боится своих собственных чувств, боится любви, потому что не видел ее в детстве, и как черт от ладана бежит от дома, потому что никогда его не имел.

– Я не собираюсь обсуждать мое прошлое, – бесстрастно заметил Грей.

– О да, ты считаешь, что тебе удастся от него удрать, и поэтому всю жизнь перескакиваешь с самолета на поезд. Так вот, не надейся! Это то же самое, как если бы я делала вид, будто у меня было счастливое детство. Я тоже недополучила любви, но не боюсь этого. – Немного успокоившись, Бриана положила на стол вторую простыню. – Я не боюсь любить тебя, Грейсон. И отпустить восвояси тоже. Я боюсь другого: как бы нам обоим не было жаль, что мы не сумели расстаться по-честному.

Грею не удалось избежать понимающего взгляда ее спокойных глаз.

– Я не знаю, чего ты от меня хочешь, Бриана. Увы, впервые за всю свою взрослую жизнь он не понимал и своих желаний. Не понимал себя…

Как ни тяжело ей было произнести это, она все же решилась:

– Я хочу тебя. А если я тебя больше не волную, скажи прямо, не бойся меня обидеть.

Грей не понял, каких усилий стоило ей сохранять спокойствие. Гордость не позволяла Бриане выдать свои чувства, поэтому она стояла, выпрямив спину, и невозмутимо ждала ответа.

– Бриана, да я постоянно тебя хочу!

– Тогда бери меня прямо сейчас, при свете дня. Грей сдался и, шагнув к ней, взял ее лицо в ладони.

– Я думал, так будет легче для нас обоих.

– А ты не думай. Просто будь со мной сейчас – и все.

Грей подхватил ее на руки. Она улыбнулась и поцеловала его в шею.

– Прямо как в романе.

– Нет, будет еще лучше, – пообещал он и понес ее в спальню. – Гораздо лучше! – Грей поставил Бриану на ноги, пригладил ее растрепавшиеся волосы и потянулся к пуговицам на блузке. – Если б ты знала, как я мучился, лежа с тобой рядом и не притрагиваясь к тебе!

– Ну и зря.

– Но ты же вся в синяках, – он ласково провел пальцем по желтым пятнам на ее коже.

– Они почти исчезли.

– Да, я прекрасно помню, как они выглядели вначале. И как у меня что-то оборвалось внутри, когда я их увидел. А когда ты стонала во сне, мне казалось, у меня сердце разорвется. – Грей с отчаянием посмотрел на Бриану. – Я ни к кому не хочу так привязываться, Бри.

– Знаю, – она прижалась щекой к его щеке. – Не думай сейчас ни о чем. Мы с тобой вдвоем. Вдвоем в целом свете. Я так соскучилась по тебе. – Полузакрыв глаза, Бри оставила цепочку поцелуев на шее Грея и принялась расстегивать его рубашку. – Пойдем в постель, Грейсон. Пойдем…

Вздох матрасных пружин, шелест простыней – и вот они уже друг у друга в объятиях. Губы Брианы потянулись к его губам. По телу пробежала волна удовольствия. Второй поцелуй был гораздо жарче первого.

Пальцы Грея, раздевавшие Бриану, были прохладны и нежны, а губы легонько прикасались к побледневшим синякам, словно мечтая исцелить ее этими прикосновениями.

На маленьком грушевом деревце запела птичка, подул ветерок, и феи, висевшие у окна, заплясали под эту музыку, а тонкие кружевные занавески заколыхались. Ветерок ласково обдувал спину Грея, когда он перевернулся на живот и прижался щекой к сердцу Брианы. Она растроганно улыбнулась и крепко обняла его за голову.

Все было так просто! Она подумала, что будет хранить эти мгновения в памяти как самую большую драгоценность.

Когда-то они торопились, отчаянно приникая друг к другу, но теперь, понимая, что, может быть, это в последний раз, наслаждались каждым мгновением.

Она тихо выдохнула его имя. Он затрепетал.

Глаза их оставались открытыми, даже когда он проник в нее. Пальцы были переплетены, ладони сомкнуты.

Пылинки плясали в солнечном луче. Птичка пела, вдали лаяла собака. Запах роз, лимонного воска, жимолости. Теплое послушное тело то подавалось ему навстречу, то вжималось в матрас. Чувства Грея обострились до предела и сконцентрировались на частностях. Как будто он смотрел в микроскоп.