Спальня королевы

– Каким же образом?

– Да это очень просто! Она надеется, что ваш Франсуа сделает ребенка своей венценосной любовнице.

– Что? Но ведь король будет вне себя от ярости!

– Но де Отфор снова обрела на него влияние и рассчитывает на это. Она полагает, что ей удастся вразумить мужчину, которому так необходим наследник. Ведь его здоровье ухудшается, и, если он умрет сейчас, трон достанется его брату, герцогу Орлеанскому. А этот ненавистный королю братец еще и крайне бестолков. Пусть лучше королева забеременеет от Бофора. В ребенке будет течь кровь Людовика Святого и Генриха IV.

– Вы забыли о кардинале? Его влияние намного сильнее, чем влияние Марии де Отфор.

– Но кардинал чуть было не пал перед мадемуазель де Лафайет. Добавьте сюда и то, что в случае смерти короля с Ришелье тоже будет покончено. Его выгонят раньше, чем король окажется в Сен-Дени, в усыпальнице королей Франции. А может быть, и того хуже! Ведь столько людей его ненавидят! Я даже спрашиваю себя, не устроит ли и его высокопреосвященство смелый шаг мадемуазель де Отфор?

– Иисусе Христе! – вздохнула Сильви. Она поднялась и вернулась в свое кресло. – Вы понимаете, что вы только что сказали, крестный? Что станет с Франсуа, если вы окажетесь правы?

Де Рагнель развел руки в стороны:

– Я полагаю, ему понадобится защита самого господа. И лучше всего ему было бы отправиться в Англию или в Нидерланды. И как можно скорее! Бросьте, Сильви, к чему этот траурный вид! Это всего лишь предположения.

– Но они звучат очень правдоподобно. Франсуа лучше всего было бы пересечь Ла-Манш или границу немедленно. Ведь, появившись в Париже, он совершает безрассудный поступок. И все это вдобавок к его дуэли, на которой он убил своего противника.

– Дуэль? Откуда вы это взяли?

На этот раз Сильви, давшая клятву, не могла открыть свой источник. Она как-то расплывчато махнула рукой и отвернулась, чтобы Персеваль не смог понять по ее лицу, что она лжет.

– Фрейлины говорили как-то на днях. Выбирая выражения, разумеется, потому что эти дамы очень любят Франсуа. Говорят, что в Шенонсо он поссорился с кем-то из местных дворян из-за госпожи де Монбазон. Судя по всему, кардиналу пока ничего не известно, иначе герцог уже был бы в Бастилии. Но с его стороны все равно безрассудно появляться в Париже, пусть и тайно.

Губы Персеваля де Рагнеля изогнула гримаса сомнения.

– Вы меня очень удивили! Такое происшествие не может долго оставаться тайной. Мой друг Ренодо очень активно переписывается с провинциями. Он бы точно об этом слышал. Издатель знает, что я тесно связан с семьей Вандом, и обязательно рассказал бы мне об этом.

– Уж кардиналу он бы точно сообщил.

– Не думаю. Он не скрывает своего мнения, что порой у кардинала слишком тяжелая рука. Но я постараюсь выяснить. А пока что, милая крошка, выбросьте все эти истории из вашей хорошенькой головки и наслаждайтесь каникулами. Для начала мы отправимся вдвоем на прогулку...

Когда вы живете в квартале Марэ или даже немного дальше, целью ваших прогулок может стать только Королевская площадь. Это место, где царит наслаждение, центр элегантной жизни. Устроенная Генрихом IV на месте бывшего лошадиного рынка, эта величественная площадь представляла взору законченный архитектурный ансамбль. Здесь розовый оттенок кирпича грациозно сочетался с белоснежными камнями отделки и серо-голубой черепицей высоких крыш аристократических домов, соединенных между собой приятной для глаз крытой галереей. Она напоминала монастырские переходы, где фланировало все высшее парижское общество в те дни, когда плохая погода не позволяла гулять по красивым, отлично подстриженным ясеневым аллеям. В центре площади гармоничные плетеные узоры из самшита окружали цветочные клумбы, напоминая о виллах в окрестностях Флоренции или Рима.

На площади торговали свежим лимонадом, легкими пирожными, пышками, неаполитанским миндальным печеньем. До указов кардинала здесь также дрались на дуэлях. Привычка назначать здесь свидания осталась, с той только разницей, что свидания эти были любовные. На площади показывались самые красивые женщины Парижа, обворожительно одетые и окруженные полными изящества воздыхателями. Они установили здесь определенный кодекс кокетства. «Заговорили» узлы лент. Их значение менялось в зависимости от того, на каком месте они были завязаны. Таким образом, когда ленты, завязанные на самой макушке, были того же цвета, что и цвет герба избранного воздыхателя, то узел назывался «фаворитом». «Крошку» прикрепляли на груди, давая понять, что сердце готово сдаться. А с веера падал «весельчак», заявляя о вызывающей свободе его владелицы...