138  

Матильда отдыхала в одной из комнат второго этажа, и Оливье было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что ее конец близок. Дыхание было затрудненным, хриплым, и на помертвевшем лице с запавшими глазами уже четко обозначились крылья носа, однако она попыталась улыбнуться вошедшему. Она даже протянула ему руку, которую он бережно взял.

— Вы здесь, — прошептала она. — Слава... Богу!

— Молчите! Вам трудно говорить.

— Мне нужно... сказать. Вам... одному!

Ей не пришлось повторять. Три женщины послушно покинули комнату, а Оливье опустился на колени у кровати, чтобы быть ближе к больной.

— Вы хотите сказать мне что-то важное?

— Мой сын! Он сходит с ума... Он считает себя... орудием Великого магистра... и хочет убить короля. Надо... ему помешать!

— Как помешать? Я даже не знаю, где он!

— В Корбее... у каноников...

— Он работает, хотя поклялся...

— Это не... собор... и потом... он ждет... что король... как обычно, каждую осень... поедет на охоту... в Фонтенбло. Он рассчитывает...

Она замолчала, задыхаясь, и завалилась на бок. Оливье обнял ее и хотел приподнять, чтобы ей было легче дышать. Он заметил, что ей сделали не одно кровопускание и что все возможные средства были исчерпаны. Оливье тихо опустил ее на подушки, взял стоявшую в изголовье мисочку, наполовину заполненную темной жидкостью, понюхал ее и пригубил. Это была настойка из плюща и девясила — доказательство умений юного Жильда. Он снова приподнял Матильду, чтобы она смогла выпить немножко настойки, но она сделала лишь один глоток, а остальное выплюнула и отвернулась.

— Не хочу! Бесполезно! — прошептала она. — Я умираю... Прошу вас... из сострадания... найдите моего сына! Надо... его спасти... от него самого.

Она закрыла глаза, застонала, и в комнату вбежала Жулиана. Салфеткой она промокнула жидкость, которая текла по подбородку и шее, потом поправила простыни, подушки.

— Я останусь с ней, а вам, мессир, надо спрятаться. Обен пошел за кюре в Аржантей, и скоро он будет здесь.

— Прятаться? Нет, я ухожу. Я зашел лишь попрощаться.

— Попрощаться? Но почему?

— Я изгнан из королевства. Я дал слово королю...

— О Господи! И куда же вы должны отправиться?

— В Прованс. Возвращаюсь к себе домой, в Валькроз... если у меня еще есть дом!

— А если нет?

— Останусь в Провансе, это наш край... прекрасные ущелья Вердона и добрые люди, которые знают меня... Я не пропаду: мне достаточно скромной хижины пастуха...

При воспоминании о земле детства суровое лицо Оливье осветилось нежностью, но умирающая услышала его:

— Значит, вы не поможете Матье?

Она заплакала и тут же закашлялась, и шум ее дыхания напугал всех. Жулиана бросилась на помощь, прошептав:

— Она постоянно говорила, что только вы можете отвратить Матье от его намерений. Напрасно я повторяла ей, что вы в тюрьме... что, может быть, мы не увидим вас больше, но она упрямо твердила, что вы вернетесь. И вот вы здесь.

В ее голосе звучал упрек, в глазах светилась мольба. Оливье вдруг почувствовал страшную усталость. Навестив женщин перед окончательным расставанием, он надеялся на минуту покоя, любви, рожденной беспокойством за него, на что-нибудь дорогое, что он мог бы унести с собой как залог чувства, которое будет согревать его всю оставшуюся жизнь. А он застал Од, болтающую с Жильда, ставшим своим человеком в доме. Если Жулиана и бросилась ему на шею с таким пылом, так только потому, что сбывалось предсказание Матильды, и женщины рассчитывали, что он образумит Матье. Это было грустно, но приходилось принимать эту данность: в этом доме он был лишь странником, которому помогли в трудную минуту и которому еще предстояло заплатить свой долг.

— Где находится Корбей? — спросил он.

— В семи-восьми лье к северу от Фонтенбло... а Фонтенбло...

— Знаю. Мне приходилось... в прежние времена бывать в резиденции командора Храма в Дормеле и даже останавливаться там. Это не очень далеко, и мне знаком королевский замок

— Вы пойдете туда?

— Почему бы и нет? Это дорога на юг, по которой мне следует идти, и мне не указали, как долго я могу по ней следовать. С вашего разрешения, я возьму в саду те несколько ремней, которые я у вас оставил, свою одежду, и в путь...

— Как? Уже? День уже на исходе. Останьтесь, по крайней мере, на ночь.

  138  
×
×