– Кошмар?
– Ну… лежу я вечером, бессонницей маюсь, весь чешусь, вдруг… нет, ты не поверишь!
– Говори!
– Ты сочтешь меня идиотом, – мямлил полковник.
– Ничего, я привыкла к твоим глупостям.
Полковник с подозрением посмотрел на меня.
– Пообещай, что никому не расскажешь?
– Буду молчать как истукан.
– Вчера около двух часов ночи дверь в спальню приоткрылась, и вошла подушка.
– Подушка?
– Такая странная, углом вверх, темно-коричневая.
Я прикусила губу. Значит, Джульетта заглядывала к Дегтяреву, впрочем, это было ясно раньше, улитка оставила скользкие следы на паркете.
– Медленно так погуляла, – дрожащим голосом сказал Александр Михайлович, – и на кровать полезла. Я хотел очки нацепить, чтобы разглядеть ее. Согласись, у нас дома нет живых подушек, но очки куда-то делись! Так их и не нашел.
– Наверное, у тебя поднялась температура и начался бред.
– Полагаешь?
– Конечно, – смело заявила я, – а пятна – это аллергия.
– На что?
– Ты вчера ел паштет из масленки!
– Очень вкусный, похоже, из морепродуктов.
– Вот! Твой организм дал на него отрицательную реакцию. Надо слопать супрастин, тавегил, кларитин и забыть о паштете. Сейчас принесу таблетки, у нас непременно что-нибудь найдется.
Не дожидаясь ответа Дегтярева, я побежала вниз, но, прежде чем начать рыться в аптечке, велела Ирке:
– Очень тихо найди Джульетту и запри ее в комнате у Веры.
– Как ее туда засунуть? – задала идиотский вопрос домработница.
– Молча!
– Она меня не послушает! Со слизнем не договориться!
– Я тебя не прошу вести с ней беседы! Хватай улитку и неси к Рыбалко.
Ирка отшатнулась.
– Брать эту гадость? В руки?
– Ну не в ноги же! – рассердилась я.
– Никогда! – отрезала домработница. – Дарь Иванна, простите, но я не могу! Вы меня знаете! Я любые ваши капризы выполняю, даже в библиотеке со шкафов пыль сметаю, хотя ничего дурее и не придумать. Одну полку обтрясешь, пыль мигом на другую перелетит. Но раз велено – я делаю. А со слизнем не могу!
– Ладно, – сдалась я, – ты его просто отыщи и мне скажи.
Ирка кивнула, я выхватила из ящика упаковку пилюль и понеслась к Дегтяреву. В спальне его не было, я поскреблась в дверь ванной.
– Эй! Ты как?
Ни звука в ответ.
Я забеспокоилась.
– Милый, ответь!
И снова тишина.
Я испугалась: вдруг Александру Михайловичу стало плохо? Поднялось давление, и он упал без сознания? Закружилась голова, он сломал ногу…
Осторожно приоткрыв дверь, я увидела полковника, сидящего на унитазе, быстро зажмурилась и поинтересовалась:
– Ты в порядке?
– Дашенька, – прошептал Дегтярев, – родная, я умираю!
Забыв про стеснительность, я разомкнула веки. За нашу многолетнюю дружбу я слышала от Александра Михайловича разные слова, но «родной Дашенькой» он меня никогда не называл.
Чуть не споткнувшись о сбившийся коврик, я кинулась к полковнику.
– Что? Говори скорей? Почему ты сидишь на унитазе, не подняв крышку?
– Я схожу с ума, – прошептал Дегтярев, – у меня инсульт случился.
– От удара пропадает речь, – приободрила я приятеля, – а ты бойко разговариваешь!
– У меня видения! Глюки, – еле слышно лепетал толстяк.
– И что тебе привиделось?
– Вчера ночью я смотрел кино, – оживился Дегтярев, – ужастик! Про инопланетную мразь, которая к людям через трубы просачивалась.
– Вот почему ты бессонницей маялся!
– А сейчас она тут!
– Кто?
– Мразь.
– Где?
– Загляни в ванну, только осторожно.
Я погладила полковника по голове.
– Дурачок! Насмотрелся, как маленький, страшилок! Вот уж не предполагала, что ты столь впечатлителен!
– Сунь нос в ванну! – настаивал толстяк.
– Хорошо, только, чтобы успокоить тебя, – улыбнулась я и перегнулась через край эмалированной чугунины.
Слава богу, я умею сдерживать порывы, поэтому не заорала во весь голос. Вся ванна была покрыта ковром из мелких улиточек, а у кранов восседала Джульетта, благополучно разрешившаяся от бремени.
– И как? – простонал полковник. – Она там?
– Нет, – храбро соврала я, – здесь совершенно чисто.
Полковник встал и нагнулся над ванной.
– Ой! – взвизгнул он. – Вот же она!
– Кто? – изобразила я изумление.
– Жуть из кино! И какие-то катышки, – близоруко щурился толстяк.
– Никого тут нет! – упорно лгала я.
– Можешь здесь постоять? – обморочно прошептал Дегтярев.