Черный Принц

Дверь отворилась почти беззвучно.

- Таннис? Ты не спишь? - тоненький старушечий голосок. И следом мягкое вкрадчивое:

- И что вы делаете здесь, тетушка.

Запах плесени и земли пробивается сквозь пыль. И ярость клокочет в горле.

…а ведь Кейрен Шеффолка не услышал. Старуху - да, а вот Шеффолка…

- Решила проведать нашу девочку.

- Ночью?

- Мне не спалось, - старуха всхлипнула и голос ее изменился, сделавшись дребезжащим, нервным. - Меня бессонница мучает!

- Примите капли. Помните, я принес вам капли?

- Да? - удивление почти искреннее. - Наверное, я забыла…

- Наверное, тетушка, - легко согласился Шеффолк. - Вы забыли… это бывает… хотите, я лично буду напоминать вам о каплях.

- Конечно, Освальд. Ты такой милый мальчик… а помнишь, мы вместе зал к Рождеству наряжали? И ты мне свечки подавал… ты был таким послушным…

- Как я могу забыть, тетушка. Но идемте, Таннис следует отдыхать…

Вновь шаркающие шаги, теперь старуха идет нарочито медленно, и Кейрен слышит обоих. А дверцы шкафа прогибаются.

- Сиди, - Таннис говорит очень тихо. - Освальд вернется, чтобы проверить…

Он и вправду возвращается, и ступает легко, беззвучно, но о появлении предупреждает запах. И Кейрен сжимает губы, запирая клокочущую в горле ярость.

- И тебе не спится? - от Освальда несет плесенью и подземельем, еще кровью, не свежей, но застарелой.

- Да… вот как-то…

- Не обращай на старуху внимания, она давным-давно свихнулась.

- Но ты ее терпишь?

Таннис отступает.

- Мама к ней привязалась…

- А ты почему не спишь? Дела?

- Дела, - охотно соглашается Освальд. - И милая, я предпочел бы, чтобы сегодня ты осталась у себя, хорошо?

- Хорошо.

- И даже не спросишь, почему?

- Не спрошу. Меньше знаешь… дольше живешь, верно?

- Прекрати, - его тон изменился. - Я же обещал, что не трону тебя. Просто потерпи. Все закончится и…

- Когда?

- Скоро, Таннис. Очень скоро.

Он замолкает.

Исчезает. И тишина воцаряется надолго, Кейрен слушает ее, уже не ушами, но кожей, нервную, лживую, готовую в любой миг рассыпаться, как сыплются под его прикосновением шубы.

- Выходи, - Таннис открывает двери. - Он ушел и… вернется, но позже. Гостей встречает.

- Каких?

- Откуда мне знать? Ты же слышал. Тех, которых мне показывать не станет…

А вот Кейрен просто-напросто обязан взглянуть на них.

- Тебя заперли?

- Нет. Отсюда все равно не сбежать.

Ее голос, ее потухший взгляд и страх, который вернулся, тревожили. И Кейрен обнял эту странную беспокойную женщину, сказав:

- Я тебя вытащу, слышишь?

- Конечно.

Таннис солгала, глядя ему в глаза, улыбаясь.

- Возвращайся в постель. Он прав, тебе следует отдохнуть, - Кейрен поцеловал поблекшие веснушки на ее щеках. - Вот так… и глаза закрывай.

Он сидел рядом, держал ее за руку, слушая и дыхание, которое становилось более спокойным, глубоким, и древний одичалый дом.

Обернувшись, Кейрен ткнулся носом в раскрытую ладонь: не стоит волноваться.

Дверь и вправду была не заперта.

А коридор - темен.

И путеводной нитью по нему протянулся плесневелый запах Освальда Шеффолка. Этот запах вел, заставляя держаться в тени, прислушиваться к ночным шорохам и скрипам, тяжелым вздохам где-то рядом, к урчанию труб и стону камня, который воевал с зимой.

Ветру.

Воде, что срываясь с острия каменной иглы, разбивалась о подоконник.

Тускло мерцали в нишах рыцарские доспехи, следили за Кейреном через щели забрал. Поворот.

Лестница.

Химеры. Снова рыцари, накренившиеся в проход. И секира с широким полулунным клинком опасно целит в Кейрена.

Копья. Арбалеты и щиты древние, выщербленные, а порой и вовсе расколотые. Гладкие шлемы и шлемы узорчатые, турнирные, украшенные рогами и плюмажами, эти вызывающе сияют свежей позолотой. Стяги. Знамена и пыльные гобелены…

…и след, который исчезает за двустворчатой дверью.

Личные покои герцога Шеффолка. И голос его, тихий, пожалуй, в человеческом обличье Кейрен не уловил бы ни слова.

- …дорогая, ты ведешь себя неразумно, - в этом голосе - бесконечное терпение. И мягкий укор. Забота.

- Я веду себя неразумно? - женщина пылает гневом. - Это ты притащил сюда свою шлюху! И носишься с нею, как…

- Прекрати.

- Почему? Я твоя жена, и разве не заслуживаю толики уважения?