Контрольный поцелуй

– Пойдем, – сказала она, хватая ящик, – делаем ноги по-быстрому….

– Зачем? – попробовала сопротивляться я.

– Затем, – сообщила старушка, – бежим скорей, а то костей не соберем, сейчас прибегут, отметелят, мало не покажется.

И она, крепко вцепившись в меня совсем не старушечьей хваткой, поволокла к выходу. На бегу я оглянулась. Крысеныш медленно, болтая головой из стороны в сторону, пытался встать на разъезжающиеся лапки.

Монашка споро тащила меня сначала через подземный переход, потом вдоль Ленинградского проспекта, следом на троллейбус. Перевели дух мы только на Волоколамском шоссе во дворе большого серо-розового дома, явно постройки тридцатых годов. Поднялись на третий этаж, бабулька, порывшись где-то за поясом, вытащила ключ и отперла огромную обшарпанную дверь.

– Давай, – она впихнула меня внутрь темного коридора, – располагайся в комнате, я сейчас.

И, щелкнув выключателем, исчезла за поворотом километрового коридора. Я огляделась. Стою в центре довольно просторного и хорошо обставленного холла. Чешская трехрожковая люстра с неэкономными стоваттными лампочками освещает стеллажи, забитые книгами, и коричневый палас. Справа виднеются две двери. Я толкнула одну и оказалась в большой квадратной комнате с эркером. Все здесь говорило об устойчивом достатке хозяев. Старая, но хорошо сохранившаяся «стенка», новая велюровая мягкая мебель непрактичного цвета топленого молока. В углу огромный телевизор «Филипс», видеомагнитофон и гора кассет. В центре стола вазочка с крекерами.

– Кофе будешь? – раздался за спиной звонкий голос.

Я обернулась. В комнату вошла худенькая девушка лет девятнадцати, с лицом, намазанным кремом. Удивленная столь фамильярным обращением юного существа, я кивнула.

– Тогда двигай, – велела девчонка, и мы пошли по коридору. Квартира казалась необъятной, на каждом шагу открывались все новые и новые помещения. Наконец добрались до кухни. Девица вытащила кофе, да не какой-нибудь, а «Кап Коломбо» по двести рублей за банку и пачку «Парламента».

– Хочешь?

– Спасибо, – вежливо сказала я, – курю только «Голуаз», от остальных кашляю…

Девчонка начала пускать дым, потом с чувством произнесла:

– Спасибо тебе.

– За что? – искренне удивилась я.

– Видишь, как получается, – пояснила девчонка, – пожадничала, думала, не заметят, что на чужой территории встала, а он уж тут как тут, подсученыш сраный! И ведь больно-то как бил, небось синяки будут! Если бы не ты, в кровь изувечил бы. Гнида, вошь сифилисная!

– Вошь не переносит сифилис, только тиф, – поднял во мне голову преподаватель.

– Ай, какая разница, – отмахнулась девка.

– Так это ты, бабушка-монашка, – дошло наконец до меня, – ну даешь, в жизни б не подумала! Старуха так дышала, прямо кровь сворачивалась от жалости!

– Еле-еле сипеть научилась, – захихикала девчонка и вытащила из шкафчика довольно неплохой пятизвездочный коньяк. – Ну, давай, за встречу и знакомство, – сказала «старуха» и щедро плеснула ароматную, коричневую жидкость по рюмкам.

Я отказалась, сославшись на аллергию, и принялась энергично расспрашивать девицу:

– Как же додумалась монашкой-то приодеться?

Девчонка ловко опрокинула еще одну рюмку и рассказала:

– Федька надоумил, хозяин, он и к делу пристроил, у него знаешь какие мастера работают – слепые, безногие, параличные…

– Как же ты в этот бизнес попала?

Девица глотнула еще коньяку и слегка опьянела. Самая хорошая стадия для доверительных разговоров. Выяснилась довольно обычная по нашим временам история.

Зовут «монашку» Галей, и лет ей всего ничего – только что исполнилось двадцать. Семья вполне добропорядочная, папа – кандидат физмат наук, всю жизнь протрудился в НИИ имени Курчатова. Чем он там занимался? Каким-то твердым телом. Любимая мама пахала там же, в одном с мужем отделе. По прежним, советским, временам жили прекрасно. Институт выделил своим сотрудникам отличную квартиру, даже слишком просторную для троих, зарплата позволяла откладывать на машину… Летом ездили в Коктебель или в Сочи и уж, конечно, не экономили на питании. Но главным было другое.

То ли во всем Курчатнике, то ли только в отделе, где работали Галочкины родители, сложилась удивительная обстановка. Люди трудились самозабвенно, не тратя времени на скандалы и склоки. Впрочем, так часто бывает в коллективах, где идет творческая работа. Физики были полны гордости – ведь они помогали крепить мощь и обороноспособность великой страны, своей Родины.