Любовница египетской мумии

– Пахнет пылью, не чувствуете? – вдруг сказал Юра и закашлялся.

– Выпей воды, – равнодушно посоветовала Света.

– Больным надо сидеть дома, – заявила Нина.

– Пахнет пылью, – повторил Марков, – от того я и поперхнулся. Свет, дай попить!

– Воды нет, – буркнула жена.

– А бесплатный лимонад? – напомнил Юра и вновь закашлялся.

– Я свой выпила, – мрачно ответила Света.

Фатима протянула Юре бутылочку:

– Возьми, мне не хочется.

– Спасибо, – сдавленным голосом сказал тот и с жадностью опустошил емкость. – Все-таки очень пахнет пылью!

– Может, у тебя аллергия? – предположила Наташа.

– На жену? – схохмил Юра. – Ну, тогда она у нас взаимная!

Света стукнула мужа по руке.

– Дурак!

– Милые бранятся, только тешатся, – вздохнула Фатима, – мы с Рашидом по молодости жутко конфликтовали, а потом бурно мирились. Это лучше, чем равнодушие!

– Приехали, – с облегчением объявила экскурсовод, – пойдемте. Фотоаппараты и видеокамеры лучше оставить в автобусе, под присмотром шофера. В музее запрещена съемка.

– Еще сопрут, – засопел Гена, – техника ого-го сколько стоит.

– На Пхасо нет преступности, – заявила Лариса, – хотя, наверное, ты прав. На площади у музея всегда паркуются машины с туристами, а среди иностранцев встречаются разные люди. Лучше сдать ценные вещи в камеру хранения.

– Мне показалось или Лариса считает всех нас ворами? – тихо спросил за моей спиной Юра.

– Беда с этими эмигрантами, – шепотом ответила ему Светлана, – уедут из России и начинают бывших сограждан грязью поливать.

Прежде чем показать группе экспозицию Нао, нас протащили по всем залам, которые мало чем отличались от любого российского провинциального краеведческого музея.

– Надоело пялиться на битые горшки и сгнившие тряпки, – заявила Катя через час, – веди нас к Нао!

– Девочка права, – встала на ее сторону Нина, – здесь душно, воняет, а интересного ничего нет.

Лариса глянула на часы.

– Мы как раз подошли к двери в спецхран. Пожалуйста, постройтесь цепочкой и ни к чему не прикасайтесь. О’кей?

– Не дураки, – фыркнула Катя, – хватит нас поучать. Тебе деньги платят не за воспитание туристов, а за наше хорошее настроение.

Щека у Ларисы дернулась, но улыбка на ее губах осталась. Левой рукой гид нажала на звонок, толкнула дверь и скомандовала:

– Входим по одному.

Я не принадлежу к числу людей, которые замирают от восторга при виде неаккуратной кучи камней. Даже если экскурсовод, захлебываясь от восторга, говорит, что данные булыжники складывали грудой Александр Македонский вкупе с Клеопатрой, а помогал им в этом Петр Первый, в моей груди ничто не дрогнет. Непонятна мне и тяга к собирательству. Ну по какой причине маленькая невзрачная марка, простой знак почтовой оплаты, стоит запредельных денег? Что побуждает человека неметь от счастья при виде куска обугленной деревяшки, который уцелел после пожара тысяча восемьсот двенадцатого года в Москве? Наверное, я не романтик.

Коллекция Нао не произвела на меня никакого впечатления. Разрекламированные Ларисой фигурки оказались небольшими, плохо обработанными поделками в виде животных. Я бы за такие не дала и ста долларов. Но остальные члены группы начали громко восторгаться.

– Потрясающе! – закричала Света. – Удивительное зрелище!

– Восхитительные образцы древнего искусства! – подхватил Юра.

– Неужели это чудо создали тысячи лет назад? – закатила глаза Наташа.

– Я часто привожу сюда туристов и всегда испытываю благоговение, – прошептала Лариса.

Геннадий молча кивал, Катя шмыгнула носом и ткнула пальцем в одну из витрин.

– Почему эта лежит отдельно?

– Это самый ценный экземпляр, – пояснила гид, – он положил начало коллекции. Танцующая обезьянка.

– Совсем не похожа, – хмыкнула девица. – По-моему, вы все придуриваетесь. Ну разве могут нравиться куски глины? Любой ребенок из пластилина лучше слепит.

– Ты просто не доросла до понимания истинного искусства, – снисходительно сказала Светлана.

– Не, это ты боишься сказать правду, – уперлась Катя, – думаешь, остальные посчитают тебя дурой! Все старухи лицемерки!

– Мне тридцать один год! – возмутилась Светлана.

– Неприятно, – согласилась Катя, – я повешусь накануне своего двадцатипятилетия. Не хочу жить развалиной.

– Деточка, дело не в красоте Нао, а в энергетике, – вступила в разговор Нина, – от миниатюр исходит удивительная аура. Она здесь повсюду разлита, оздоравливает, делает людей спокойными, снимает стресс.