– О чем речь? – спросила я у Ларисы.
Экскурсовод почти вплотную приблизила губы к моему уху.
– Все Нао на месте. Ничего не пропало.
– Значит, нас вскорости отпустят, – обрадовалась я.
– Парень, который докладывает, криминалист, – зашептала Лариса, – он рассказывает: сигнализация сработала оттого, что на стекло шлепнулась собачка.
– Нина этого и не скрывала, – удивилась я.
– После того как завыла сирена, кто-то прыснул жидкость на электронный замок витрины. Она замкнула электросеть, поэтому погас свет. По мнению эксперта, была предпринята попытка ограбления.
Я не успела сделать никаких выводов. Главный полицейский ткнул пальцем в кучу мелочей, которую члены группы вытряхнули из своих карманов и сумочек.
– Чей дозатор? – быстро перевела его слова Лара.
– Мой, – спокойно ответил Гена, – это спрей от астмы.
– У вас заболевание дыхательных путей? – спросил сыщик.
– Нет, блин, ради прикола его таскаю, – ощерился Сорокин.
– Он всего лишь выполняет свою работу, – укорила антиквара Лариса.
– Тогда не фиг глупые вопросы задавать, – надулся Гена.
– Как вы объясните, что на замке витрины обнаружены следы вашего лекарства от астмы? – испуганно протянула Лариса.
– Очень просто, – серьезно ответил Сорокин, – в вашем чертовом музее стояла духота, мне показалось, что я задыхаюсь, вынул дозатор, и тут Нина Кузю на стекло грохнула. Сирена завыла неожиданно, я пошатнулся, чуть не упал, случайно нажал на распылитель. Если свет из-за этого вырубился, то простите. Я виноват. Не хотел. Но штраф платить не стану, с больного человека денег не берут.
Лариса сорокой затрещала по-пхасски. Лицо полицейского разгладилось, на нем прорезалась улыбка. Я перевела дух. Слава богу, дурацкое недоразумение разъяснилось, сейчас нас отпустят.
Кузя издал странный звук.
– Что это с ним? – напряглась Света. – Заболел?
– Нет, – объяснила Нина, – он так чихает.
– Бедняжечка, – пожалела песика Света, – собачка могла под кондиционером простудиться.
– Мне плохо, – простонал Юра.
– Опять двадцать пять, – скривилась жена.
Я покосилась на Маркина. Лоб Юры покрывали крупные капли пота, глаза запали, на шее часто пульсировала вена.
Я повернулась к Свете.
– Кажется, вашему супругу действительно дурно.
– Он притворяется, – заявила она.
– Юра сильно вспотел, это нехорошо, – не отставала я.
Светлана скривилась.
– Юрка раньше бухал по-черному. Мы чуть из-за водки не развелись. Трудно описать, что у нас дома творилось! Каждый день он на бровях приползал, агрессивный, кулаками махал. Ну я и решила: хватит, ухожу. Юрка испугался, у него родственников нет, рос в детдоме. Умоляя остаться, пообещал: «Брошу пить». И сдержал слово. Силу воли проявил, разбил бутылку о раковину и больше к водке не прикасается. Ломало его, как наркомана, но он удержался и вот уже шесть месяцев трезвее папы римского. Наша поездка на Пхасо – медовый месяц. После свадьбы муж пятьдесят дней не просыхал, и потом я трезвым его редко видела.
– Раз Юра способен властвовать собой, он не станет симулировать плохое самочувствие, – забеспокоилась я.
Света скорчила гримаску.
– Юрка излишне впечатлительный. Ему нарколог сказал, что у тех, кто резко бросает пить, бывает инфаркт. Теперь он вечно к себе прислушивается, чуть где зачешется, в панику ударяется: «Спасите! Помираю!» Надоел он мне до икоты. Ночью за водой гоняет, днем ему сахар подавай, давление меряй. Все врачи мнительные!
– Нас отпускают! – с радостью сообщила Лариса. – Никаких претензий.
– Шикарно, погнали, – вскочила со стула Катя, – хочу мороженого! Десять шариков! Вафли, шоколадный сироп и орешки! Еще нарезанный зефир! Мам, не тормози!
Продолжая составлять рецепт десерта, Катя первой выскочила за дверь. Наташа устало потрусила за дочерью. Следом уверенным шагом человека с чистой совестью участок покинул Геннадий.
– Сейчас, мой дусик, – засюсюкала Нина, поглаживая Кузю, – Кусенька драгоценный. Пописаешь на улице и нямочки. Безобразие! На пхасскую полицию следует подать в суд. Не разрешили ни покормить, ни напоить собаку. А как же права животных? Сергей! Очнись!
Кузя тявкнул, муж безропотно потянулся за своей половиной.
– Мне плохо, – чуть слышно произнес Юра, – очень… совсем… не дышу…
Полицейские собирали со стола бумаги, они не понимали по-русски и не обращали на Юрия ни малейшего внимания.