Любовница египетской мумии

Вот когда я пожалела, что не имею привычки носить памперсы, и заголосила:

– Миленький, Мартин, я обожаю тебя, плиз, не закрывай ротик! Мой котик! Я куплю тебе тонну говяжьей печени! Зайка!

Зал стонал от хохота, бурные аплодисменты перешли в продолжительную овацию. Эд лег на живот и непонятным макаром сумел выдернуть мои конечности из креплений, давящаяся смехом униформа подняла ширму. Публика притихла.

– Мартина стошнило Кати! – звонко сказал детский голосок.

Зрители заржали, лев рыгнул. Теперь я пожалела, что не запаслась противогазом. Чьи-то крепкие руки схватили мои щиколотки и потащили мое тело по опилкам. Затем кто-то поставил меня на ноги.

– Комплимент! – шепнул Эд.

– Люди, вы восхитительны, – завопила я, – умны, красивы! О черт! Совсем забыла! Надо поднять правую руку!

Теперь от смеха застонала даже униформа, Жиль – и тот не удержался и заржал как конь.

– Уходи с гордо поднятой головой и прямой спиной, – приказал Эд, – всегда, что бы ни произошло на арене, уходи с гордо поднятой головой и прямой спиной.

Я дошла до кулис, где попала в объятия Эльзы. Она набросила мне на плечи большое полотенце и стала гладить по спине, приговаривая:

– Супер! У тебя есть кураж!

Мимо меня прогарцевал Мартин, затем материализовался Жиль.

– Еда бесплатно, об оплате поговорим, – бросил он, – ты нам подходишь. Публика обожает комические номера. Вечером выступаем в семь!

– Отдайте халат, – прошептала я, – хочу вернуться в отель. Я бежала по коридору, открыла дверь и попала к вам.

– Здесь цирк, – объяснила Эльза.

– Уже поняла, – простонала я, – но я неслась по коридорам гостиницы. Как очутилась у вас?

– Мы живем в гостинице, – пояснила ассистентка, – отель и кулисы соединяет проход. Его открывают для артистов, чтобы по улице не бегали. Ты воспользовалась служебным входом, там охрана не наша, Кати в лицо они не знают, приняли тебя за нее, пьянчугу мерзкую! Жиль тоже сразу не сообразил, кто на опилки вышел. Бред. Но в цирке постоянно что-нибудь случается. У нас интересная жизнь.

– Пожалуйста, выведи меня отсюда, – взмолилась я.

– Давай провожу, – предложил Эд, – обязательно вымойся.

– Тебе встречались женщины, которые, поползав по арене и побывав в пасти льва, потом отказывались принять душ? – промямлила я, торопясь за подростком.

– У льва особенная слюна, – не обиделся Эдди, – она сильно пахнет. Если как следует не почиститься, на тебя будут злобно рычать все собаки, они за версту чуют хищника.

– Главное, чтобы на меня не бросались с оскаленными зубами люди, – парировала я. – Здесь есть короткий путь к лифту? Боюсь снова заплутать в коридорах.

Подросток открыл дверь.

– Пройдешь через двор и окажешься у служебного входа в отель.

– Спасибо, – обрадовалась я и потрусила на свежий воздух.

Вышколенный персонал сделал вид, что не замечает помятую гостью, которая по невесть какой причине решила идти в свой номер через дверь для обслуги, да еще обрядилась в банный халат. Никто не тыкал в меня пальцем и не хихикал.

Добравшись до номера, я налила ванну и уже подняла ногу, чтобы влезть в воду, когда ожил телефон.

– Спокойно, – велела я себе, – все самое плохое со мной уже случилось.

Вообще-то я не люблю произносить эту фразу. Отлично помню, как много лет назад, в прошлой, совсем не богатой жизни, я вывезла трехлетнюю Машеньку на дачу. Поскольку с деньгами тогда был напряг, мне удалось снять лишь одну комнату и террасу у древней старухи. Деревня располагалась всего в пятидесяти километрах от Кремля, но в избах не было воды и газа, душ и сортир стояли на огороде, а готовила я на керосинке. И, к сожалению, старушка сдала часть жилплощади тетке с ребенком. Соседку звали Галя, она постоянно ныла, жаловалась на мужа-алкоголика и не захватила с собой необходимых мелочей. Нитки, иголки, ножницы и прочее Галя одалживала у меня, а еще она не привезла холодильник и с детским простодушием сказала:

– Буду пользоваться твоим. Выдели мне полочку.

Через неделю Галина надоела мне до нервной почесухи, но твердо заявить вечно всем недовольной особе: «Оставь нас с Машей в покое» – мешало хорошее воспитание.

Галя была отличным манипулятором, она умело эксплуатировала образ несчастной жены алкоголика, я ее постоянно жалела.

Лето совершенно не задалось. День-деньской лили дожди, Маша начала кашлять, потом в местный магазин не завезли керосин и в конце концов на неделю отключили свет. Семь дней я жила в полутьме, выслушивая гундеж Гали, которая речитативом выводила: «Хорошо тебе! Сама себе хозяйка! А я жена алкоголика, мучаюсь в сарае без света». Пару раз меня подмывало ответить: