Звезды

– Ты меня слышишь? Я пришла, чтобы рассказать, как я планирую устроить грандиозный праздник к твоему тридцатилетию, с танцами и прочим. Ты помнишь Джем-ми, такого симпатичного служителя стоянки у Монти-Стейн-Хауз? Он обещал все устроить, как конфетку. Ты должна быть в полном порядке к тому времени… – Ее голос задрожал.

– Они тебе сказали? – прошептала Чарми распухшими губами. – Я потеряла моего ребенка.

Филиппа уставилась на нее расширенными глазами.

– Ребенка?

– Да… Я не говорила… Хотела сделать сюрприз. Я была беременна. Филиппа, я чувствую, что умираю…

Филиппа наклонилась к ней, осторожно взяла подругу за руку.

– Ты не умрешь. Все будет в порядке, вот увидишь. Ты выкарабкаешься. Ты должна выкарабкаться. Ты нужна нам, Чарми, ты нужна «Старлайту». Ты ведь знаешь, клиентки любят тебя. Когда ты демонстрируешь им, как нужно делать макияж… А, говно!

Чарми взглянула на Филиппу, ее лицо дрогнуло, казалось, она силилась улыбнуться, но получилась лишь гримаса.

– Не могу поверить… Ты сказала такое слово.

– Не будем падать духом, Чарми. Не позволяй себе пасть духом.

Чарми перевела взгляд на лицо Филиппы, глаза ее пусты и безжизненны.

– Ты знаешь, что может делать с людьми недостаток самоуважения, – быстро сказала Филиппа. – Я сама одно время страдала от этого, помнишь? А помнишь маленькую бедную Мышку, которая считала себя такой некрасивой?..

Чарми слабо подняла руку, словно прося замолчать…

– Вот видишь, ты вспомнила Мышку. Я снова пристаю к тебе только лишь потому, чтобы вселить в тебя бодрость духа. У меня все разрывается внутри, Чарми. Я не знаю, как помочь тебе, как достучаться до тебя. Слушай, ты не должна зацикливаться на ребенке, которого потеряла, ты должна думать о ребенке, которого имеешь, о Натане, ему уже семь, и он понимает, что происходит. Я знаю, ты думаешь, что я не представляю себе всего. Но я хочу рассказать тебе кое-что, я никогда и никому об этом не рассказывала. У меня был, черт побери, когда-то выкидыш в Голливуде. Ты как-то сказала мне, что я не знаю, что такое любить мужчину. Но я знаю.

Чарми по-прежнему смотрела в лицо Филиппе, по ее глазам нельзя было определить, что происходило в ее душе, но она слушала.

Запинаясь, Филиппа впервые рассказала о Ризе, впервые за восемь лет назвала его имя. Она увидела его снова – красивого, размышляющего и мрачного. Риз иронично улыбался ей, словно хотел сказать: «Не бери в голову, все впереди, и рассматривай меня как дурной пример».

– Он так мало думал о себе, что покончил с жизнью. И ты делаешь то же самое, Чарми. Ты медленно убиваешь себя. И когда-нибудь Рон это сделает за тебя.

Чарми по-прежнему глядела на нее, не произнося ни слова.

– Теперь слушай меня, о'кей? И будь молодцом. Давай помечтаем вдвоем, как бывало. Давай создадим план на будущее. Ты знаешь, «Старлайт» развивается баснословно. Ты также знаешь, как ты нужна «Старлайту», черт побери, с твоими идеями, с твоей энергией. Ты только прикинь, чего ты можешь достигнуть, если придешь к нам на полную ставку. Помнишь твою мечту попасть в театр? Так вот, «Старлайт» – это и есть твой театр. Я уже вижу, какие спектакли ты будешь устраивать для наших клиентов. Давай поправляйся и по-настоящему присоединяйся к нам, черт побери.

Чарми шевельнулась под белой простыней, ее лицо исказилось от боли. Она раскрыла рот, и Филиппа с ужасом увидела, что в нем недостает двух зубов.

– Помнишь, – сказала она, – как у тебя были неприятности за то, что валяла дурака в классе сестры Иммакулаты?

Но Чарми не улыбнулась. Ее щеки даже не дрогнули.

– Я думаю, теперь тебе надо поспать. – Филиппа встала и поцеловала Чарми в лоб. – Завтра я снова приду.

И тут услышала неразборчивый шепот.

– Что? Что ты сказала?

– Не приходи.

– Чарми… Ты не должна меня сейчас прогонять.

– Пожалуйста… если ты любишь меня… – Каждое произнесенное слово причиняло ей боль. – Дай мне отдохнуть… Дай мне поправиться… Я должна побыть одна… Не навещай меня здесь… И пусть Ханна тоже не приходит…

– Я не могу оставить тебя.

– Да… Но ты сделаешь это, потому что я прошу… Я должна… подумать.

Чарми с трудом вытянула руку поверх одеяла и тронула руку Филиппы. Филиппа увидела, как слабо пульсирует вена в том месте, где в нее была воткнута игла от капельницы.

– Пожалуйста, – прошептала Чарми, – позволь мне самой…

Отдаленный голос произнес: «Время для посещений наступит через десять минут». Чарми открыла глаза и огляделась. Яркие, словно дневные, лучи света от полной луны наискось проникали сквозь венецианские шторы ее палаты. Сознание ее было, как в тумане. Она не могла определить, сколько времени находится здесь или сколько дней прошло с посещения Филиппы. Подняв голову, она увидела, что комната полна цветов и надувных зверюшек – все от ее друзей из «Старлайта». Было еще одно жгучее воспоминание – о посещении Рона. Он стоял на коленях возле кровати, плакал и молил ее о прощении. Она помнила, как взъерошила его волосы и произнесла «Ш-ш-ш…», словно это он нуждался в утешении.

Чарми ощупала свое тело, чтобы понять, как заживают раны. Она не ощущала боли, она вообще ничего не ощущала, словно вместе с нерожденным ребенком она утратила и свою собственную жизнь – двойной выкидыш.

Чарми подумала о маленьком Натане. Бедняжка, ему всего семь лет. Его взяла к себе Ханна после того, как миссис Мюнчи нашла…

Чарми закрыла глаза. Что сделал с ней Рон в этот раз…

Она тихо заплакала. Ничего не изменилось. По-прежнему в нем жил дьявол. И в этот раз маленький мальчик видел все это, бедняжка Натан кричал все то время, когда Рон избивал ее.

Наконец ее сознание стало проясняться. Она вспомнила, что ее ребенок сейчас находится в безопасности у Ханны, потому что Рон должен был уехать во Фресно. Чарми поклялась, что Натан никогда не вернется обратно в тот дом на Авенида Гасиенда. И она тоже.

Слабенькая, но уже без игл капельниц в венах, она вылезла из кровати и с трудом стала одеваться. Когда она, настороженно вслушиваясь в звуки за дверью, накладывала кое-как макияж, в памяти вспыхнуло еще одно воспоминание: Иван Хендрикс, мужчина, с которым она столкнулась в «Кат-Кост».. Сколько дней прошло? Говорила ли ей Филиппа о том, взялся ли он за ее дело… Чарми не могла припомнить. Это неважно. Теперь уже вообще все неважно.

Глянув в холл и заметив, что сестры заняты посетителями, Чарми взяла одну из ваз с цветами, которую кто-то прислал ей, перекинула через руку сумку и, невзирая на слабость, прошла через холл так нахально и уверенно, как только могла, делая вид, что она посетительница, направляющаяся к пациентке.

Вэлли-мемориал было оживленным местом, к тому же неподалеку от Фривея,[26] откуда сюда доставляли множество пациентов, пострадавших в дорожных происшествиях. На подъездной дуге стояло несколько свободных такси.

Когда она села в машину и назвала место назначения, водитель бросил на нее изумленный взгляд.

– Вы не ошиблись? Ладно, леди, – сказал он, пожав плечами.

Когда такси выехало на Сансет-бульвар и засверкали огни Голливуда, она подумала: нет, она никогда не вернется к Рону, никогда не вернется в тот мрачный дом. Это позади. Все позади.

Такси, обгоняя попутные машины, уже мчалось по петляющей горной дороге.

– Вы не ошиблись, леди? – снова спросил водитель, взглянув с сомнением на пассажирку в зеркало.

– Я не ошиблась, – ответила она.

Наконец они достигли места назначения. Она видела впереди здания с куполами, зеленоватые крыши, освещенные электрическими лампами и лунным светом. Стоянка у обсерватории Гриффин-парк была забита, каждому хотелось посмотреть последнее шоу в планетарии «Следующая остановка «Марс».

Дул свежий ветер, но Чарми не ощущала холода. Она не ощущала ничего. Она вышла из такси, оставив там вазу с цветами, прошла по асфальту и стала медленно подниматься по ступеням главного здания к одной из башен с телескопами. Так она брела, слабая после стольких дней, проведенных в больнице, все выше и выше, туда, где были установлены и направлены к звездам телескопы. Чарми была довольна, что на площадке никого не было. Иногда сюда забирались влюбленные парочки, отдававшиеся друг другу с таким пылом, словно от этого зависели их жизнь.