Неожиданно она представила, что все они стоят в дверях ресторана, уставившись на Рауля и разинув рты в шоке…

– Очень сожалею, – внезапно оборвала она его и взяла свою сумочку. – Я только что сообразила, что вовсе не голодна. Я не знаю, что мне здесь делать.

– Что-нибудь не так?

– Я… я получила очень неприятные известия сегодня и по правде сказать, не знаю, почему задержалась в «Стар». Я должна рассчитаться и уехать домой. Очень сожалею, что заняла ваше время, но я сейчас не хочу… Это нехорошо. – Она встала. – Я должна вернуться в свою хижину, если вы не возражаете…

– Понимаю, – сказал он, тоже вставая. – Может быть, вы позволите мне проводить вас? Дорожка могла покрыться льдом к ночи, очень скользко…

Она смотрела на него. Он неправильно истолковал ее сигналы.

Ее изумление возросло. Нет, он их правильно истолковал. Она до сих пор не понимала, что посылала их.

– Спасибо, – ответила она, – я оценила ваше предложение.

Рауль позаботился обо всем: объяснил метрдотелю, почему они изменили свои намерения, получил ее норковую шубу и помог одеться, поддерживал под руку, пока они шли по скользкой тропинке. Фрида давно забыла подобное мужское внимание, такую заботу, отвыкла ощущать свою женственность.

На Рауле было длинное черное пальто, в котором он выглядел столь элегантным, что на него заглядывались все женщины, и это порождало у Фриды самодовольство. Ей так и хотелось заявить: «Он мой».

Они в молчании шли по вечернему морозцу.

Им встретился по пути Лэрри Вольф, который, направляясь к себе, их не узнал. Рауль сказал:

– Это знаменитый сценарист. Я читал где-то, что он собирается ставить фильм о Марион Стар. Это, должно быть, потрясающе.

Фрида невнятно пробормотала:

– Да-а…

Менее всего ей был интересен этот Вольф-Стар проект.

Когда они подошли к ее хижине, Рауль вежливо отступил в сторону, пока она разыскивала в сумочке ключ.

– Спасибо, что проводили меня, – сказала она, – я уверена, что одна заблудилась бы.

– Я подожду, пока вы окажетесь внутри, в безопасности.

– Господи, я замерзла, – сказала она, сама изумившись, почему это сказала, и тут же точно поняв почему.

– В этих хижинах есть камины, – откликнулся Рауль на эту реплику. – Хороший огонь как раз то, что нужно в такую ночь.

– Да, – сказала она, доставая ключ, глядя на него и сознавая, что происходит. – При условии, что кто-то умеет разжигать огонь. Я не умею.

– Буду рад это сделать для вас, если желаете.

– Благодарю вас, – ответила Фрида, чувствуя, что тонет в его огромных темных глазах. И подумала: «А почему бы и нет?» Она отдала ему ключ, чтобы он мог открыть дверь.

Оказавшись внутри, она сбросила шубу и стала наблюдать, как он разжигает камин. Рауль так и не снял свое длинное черное пальто, словно намереваясь сразу, как только займется пламя, уйти. Работая, он отпустил какую-то шутку.

Фрида налила джину и помолчала.

Когда над дровами забушевал огонь, Рауль встал, вытер руки и произнес:

– Ну вот, теперь вам будет тепло всю ночь. Фрида подумала: «Кто написал этот диалог?»

– Это хороший, жаркий огонь, – сказал он двусмысленно. – Он будет гореть для вас и не погаснет всю ночь.

Всю ночь… Где она слышала это раньше?

– Благодарю вас.

Однако вместо того чтобы направиться к двери и сказать «Спокойной ночи», как она ожидала, он просто стоял на месте, улыбаясь и глядя на нее своими большими сексуальными кубинскими глазами.

И тогда Фрида поняла: сейчас должен быть ее ход.

Несколько мыслей мелькнули в ее голове. Она подумала о Джейке, который умер шестнадцать лет назад от рака простаты. «Выходи снова замуж, Фрида, – сказал он ей, когда был в «Седарс-Синай». – Или, по крайней мере, пользуйся жизнью, когда я умру». Она подумала о своей дочери, которая, похоже, разделяла чужие мысли о том, что вдовы или женщины старше пятидесяти должны находиться в домах призрения. Она тут же подумала о Банни, выглядевшей такой жалкой, павшей духом, когда она услышала о том, как отреагировал Сид Стерн на ее множественные операции.

– Хотите выпить? – тихо, более страшась его отказа, чем согласия, предложила она.

– Очень любезно с вашей стороны, благодарю, – ответил он и снял пальто.

Они уселись на софе против огня, на некотором, не слишком большом расстоянии друг от друга.

– Вы очень приятная леди, – сказал Рауль. Лицо его освещали всплески огня.

– Почему вы это сказали? – спросила Фрида.

– Большинство людей, когда узнают, что я кубинец, думают, что я коммунист. А вы всего лишь заметили, что я говорю с акцентом. Я ценю это.

– Расскажите мне о Кубе, – попросила она, и он стал рассказывать.

Пока он говорил, Фрида расслабилась. Она смотрела на огонь, слушала его и неожиданно почувствовала радость от того, что заказала этот ужин.

Когда его рука слегка коснулась ее плеча, она не напряглась, даже не подумала ни о чем. Она просто повернулась к нему и улыбнулась. Он был так молод и так прекрасен.

А когда потом он поцеловал ее, в нем было столько нежности, что Фрида поразилась. Она ожидала грубого натиска.

Он отобрал у нее стакан и притянул к себе. Сначала она отпрянула, отвыкнув за столько лет от мужской близости. Но инстинкты вернулись к ней вместе с невероятным приливом желания. Рауль целовал так сладко, не грубо или агрессивно, но осторожно, почти любовно. Он не торопился, словно не стремился немедленно продемонстрировать свои мужские достоинства. Как если бы в самом деле понимал ее страхи и неуверенность, чувствовал, что любое дерзкое или слишком поспешное прикосновение к ее телу породит в ней тревогу. Лишь спустя некоторое время его пальцы скользнули по ее волосам, потом стали ласкать щеки, шею, затем спустились к вороту блузки.

Когда он расстегнул первую пуговицу, у нее перехватило дыхание. Его рука остановилась, но он продолжал целовать ее, и Фрида расслабилась. Потом он расстегнул остальные, и Фрида почувствовала, как его рука, сильная и мягкая одновременно, обхватила ее грудь.

Мягкая нежность сменилась настойчивостью, и тогда она осмелилась на ответное движение рукой и почувствовала очень сильную грудь, очень сильный живот и очень сильную… эрекцию.

Нашептывая что-то по-испански, Рауль снял с ее плеч блузку и расстегнул бюстгальтер. Потом его рука скользнула ей под юбку, и он начал целовать такие места, какие ей никто не целовал много лет.

И ей было так хорошо!

Потом он встал, улыбаясь, и начал раздеваться. Фрида опередила его. Она сама сняла с него смокинг, стянула рубашку с его оливкового торса, потом спустила брюки.

Он наклонился и помог ей встать на ноги. Потом они, обнаженные, долго целовались стоя, и она ощущала его твердое касание к своим бедрам.

– Ну, давай же! – шепнула она наконец.

Он снова улыбнулся, подвел ее к бараньей шкуре возле очага и возложил на нее. Нежно целуя, прошептал:

– Насладимся же…

Потом он вошел в нее, напряженный, могучий, юный. Фрида задохнулась. Было ли это с нею? О, да, да, да, да…

Он брал ее беспрестанно. Когда она полагала, что они вот-вот кончат, он неожиданно замедлял движения, а потом снова мягко убыстрял их, пока она вновь не начинала ощущать близость взрыва. А он снова замедлял…

Последней ясной мыслью, мелькнувшей в ее голове, было: «Конечно, он не может так беспрерывно. Ни один мужчина не может».

Но он мог… Пока, наконец, она не впилась ногтями в его спину и не прошептала:

– Ну же!..

Когда Фрида ощутила дрожь, пробежавшую от пальцев по ногам, она крепко зажмурила глаза и успела лишь подумать: «О Господи!»

Штормовой волной обрушился на нее образ – образ Лэрри Вольфа.

– О Господи! – вскричала она.

Задыхаясь, она лежала, распластанная, на спине. Он не двигался, лежал сверху, хотел быть уверен. Потом, когда она начала смеяться, а затем произнесла: «О мой Бог!» – бросил лукавый взгляд.

– Рауль, – произнесла Фрида, – о-хо-хо.

×
×