Жена моего мужа

– Слушаю!

– Простите, кем вы приходитесь Аделаиде Генриховне Кляйн, жене Семена Воробьева?

– Бог мой, я ее сестра! – вскричала женщина. – Говорите скорей, вы из тюрьмы, от Адочки? Если принесли письмо, награжу по-царски.

Решив не разубеждать собеседницу, я договорилась о встрече через полчаса. – Умоляю, не задерживайтесь, – просила Амалия, – просто умираю от нетерпения.

Я постаралась не разочаровывать ее и ровно в пятнадцать часов уже входила в подъезд кирпичного, явно кооперативного дома, построенного году в шестидесятом. В подъезде древняя старуха сонно подняла глаза от газеты и поинтересовалась:

– Вы к кому?

– К Амалии Генриховне.

– Второй этаж, – прошамкала лифтерша, но с лестницы уже несся голос:

– Сюда, сюда, поднимайтесь.

В дверях квартиры стояла крупная белокурая женщина, этакая Брунгильда с высокой грудью и крутыми бедрами. Она не казалась полной, просто очень большой. Рост, наверное, все метр восемьдесят, крупные черты лица, голубые глаза слегка навыкате, изящный нос. Наверное, в обычном состоянии смотрится хорошо, но сейчас лицо Амалии покрывали красные пятна, а неожиданно маленькие ручки нервно комкали то, что еще недавно было носовым платком.

– Давайте записку, – потребовала она.

– Простите, если разочаровываю, но пришла не от Ады. Я адвокат Максима Андреевича Полянского, вы ведь знаете Макса?

– Конечно, – сказала Амалия, – а что, Макс хочет помочь Аде и поэтому прислал вас?

Она посторонилась, предложила мне снять босоножки и провела в просторную комнату с эркером. Вся обстановка помещения, слегка старомодная и немного безвкусная, свидетельствовала о том, что здесь живут хорошо обеспеченные люди. Бархатные шторы, довольно пыльные на мой взгляд, отличный узбекский ковер и гарнитур «Людовик XIII» для гостиной. Жуткие коричневые шкафы, богато украшенные позолотой. На потолке огромная бронзовая люстра, по углам обитые голубой парчой кресла, в эркере примостился такой же диван.

Амалия рухнула на кокетливую козетку и простонала:

– Ужас, кошмар! Макс – единственный человек, который решил помочь. Не поверите, но друзья все поголовно отвернулись. Не хотят иметь ничего общего с родственницей убийцы.

Я вздохнула и рассказала все: про убийство Вероники и арест Максима, про то, как видела из окошечка Аду и про свои сомнения.

Амалия то бледнела, то краснела, совершенно изорвав платок. Выслушав до конца, она заломила руки:

– Это конец. Адочку посадят по крайней мере на десять лет, и она умрет в неволе. Боже мой, просто рок преследует семью, сначала папа, потом она.

Я непонимающе уставилась на хозяйку. Амалия закурила и начала рассказывать давно забытую историю.

Генрих Кляйн происходил из семьи этнических немцев. Но от предков осталась одна фамилия. Языком дома не владели. Кляйны осели в России так давно, что с успехом могли считаться русскими. Пращура привез из Голландии Петр I. На протяжении веков мужчины семьи Кляйн занимались одним делом – торговали продуктами. Причем делали это настолько успешно, что перед 1917 годом составляли конкуренцию Елисееву и Рябушинскому. Но если последних вихрь революции подмял и уничтожил, то Кляйн оказался на коне. Дело в том, что Карл Кляйн, дед Амалии и Ады, сочувствовал большевикам. Будучи человеком более чем богатым, не раз давал Ленину деньги, за что получил от него несколько благодарственных писем. Автографы вождя послужили охранной грамотой для семьи в тридцатых годах, когда начались аресты. У чекистов не поднялась рука арестовать человека, не раз провозившего в мешках с продуктами газету «Искра». А может быть, дело было в том, что Карл не лез в политику, не участвовал ни в каких течениях и отклонениях. Он просто руководил одним из крупнейших московских гастрономов, умело общаясь с покупателями и начальством. После его смерти к рулю встал сын Генрих. Произошло это в 1957 году. Сталин умер, ксерокопии ленинских автографов украшали рабочий и домашний кабинеты Кляйна. Подлинники он спрятал и не отдал в архив.

Аделаида и Амалия родились с разницей в один год. Красивые крупные белокурые девочки, все в отца. От матери достались лишь изящные руки, ноги тридцать пятого размера и робкий характер. Сестры общались только друг с другом, стесняясь заводить друзей. Жили они при коммунизме. То, что у семьи не было проблем с продуктами, – понятно. Но еще они одевались в двухсотой секции ГУМа, доступной только для высшего партийного руководства, ездили отдыхать за границу. И не в какую-нибудь там Чехословакию и Болгарию, а в абсолютно недосягаемые для советского человека Францию и Италию. Трехэтажная дача в Кратове, а за железными воротами гаража не одна, а две машины – «Волга» и невероятная по советским меркам вещь – «Фольксваген».