Жена моего мужа

В квартире у Соколовых долго не открывали. Испугавшись, что с Радой Ильиничной что-то случилось, Полякова принялась колотить в дверь изо всей силы, крича: «Тетя Рада, откройте, это я, Женя».

Наконец дверь тихонько приоткрылась, и выглянула Яна. Женя изумилась. Подруга выглядела как-то странно.

– Что тебе? – весьма нелюбезно проговорила Соколова, ногой быстро закрывая дверь в кухню.

– Конспект, – промямлила Женя, – в понедельник сдавать, а ты взяла и уехала.

– Родителям сказала, что ко мне поехала? – неожиданно грубо спросила Яна.

– Они на даче, – окончательно расстроилась подруга.

– Придется съездить за конспектом на другую квартиру, – процедила Соколова.

– Куда? – недоумевала Женя.

– Здесь близко, сейчас объясню, – сообщила Яна и быстренько выпихнула подругу к лифту.

На улице студентка подошла к довольно грязной вишневой «девятке». За рулем сидела худая черноволосая девушка, очень похожая на цыганку.

– Это Ляля, – сообщила Яна, – моя подруга, конспекты у нее, это совсем рядом.

Ничего не подозревавшая Женя влезла на заднее сиденье, Яна устроилась подле нее, Ляля с ревом рванула с места. Потом на голову Поляковой обрушился удар, и девушка потеряла сознание. Очнулась она, когда Ляля и Яна волокли ее куда-то почти в полной темноте.

– Слышь, Антон, – сказала одна из девушек, – в себя приходит, кончай ее, Медведев, да побыстрей.

Женечка хотела закричать, но горло сдавила тугая веревка, и свет померк.

И вот теперь, чудом оставшись в живых, она совершенно не понимает, за что Яна решила ее убить. Не понимала и я. Что это еще за Ляля какая-то? И потом, неужели Женю душил наемный любовник Антон Медведев? Может, парень по совместительству киллер? Куда подевалась сама Яна? Чем больше пытаюсь разобраться в этом деле, тем сильней сгущается туман.

Ясно одно, надо немедленно позвонить и предупредить Зайку, что Антон может оказаться опасным. Схватив мобильный, я не услышала гудка. Ну надо же, чтобы это произошло именно сегодня! Дело в том, что иногда забываю засунуть мобильник в зарядное устройство, и, естественно, он отключается. Со всей мыслимой скоростью, проклиная себя за глупость и легкомыслие, я понеслась в Ложкино.

Зайка преспокойненько играла с близнецами во дворе, удобно устроившись на большом пледе. Плюхнувшись рядом, я рассказала ей все.

– Значит, используешь меня в качестве приманки, – вздохнула Ольга.

– Совсем ненадолго, – успокоила я ее, – завтра поедем в город, а я прослежу за тобой. Ну и как-нибудь сумею познакомиться с красавчиком.

– С чего взяла, что он завтра меня где-то встретит? – поинтересовалась Зайка.

– Думаю, захочет поскорей выполнить задание, чтобы деньги получить. С утра отправишься к себе в институт, сядешь в библиотеке, и занимайся спокойно. Думаю, часам к двенадцати объявится. Ты, главное, не показывай виду, что мы знакомы, остальное пусть тебя не волнует.

– Кешка узнает, ругаться будет, – вздохнула Зайка.

– А мы ему не скажем, – усмехнулась я.

Уговорив невестку помочь, пошла в дом. Раз вернулась, воспользуюсь возможностью и попью холодненького.

В гостиной у выключенного телевизора тихо сидела свекровь номер два. Нина Андреевна выглядела усталой и расстроенной.

– Почему сериал не смотрите? – бодро осведомилась я.

Старуха вздохнула:

– Сегодня годовщина смерти мужа. В этот день всегда настроение на нуле. Да еще на кладбище не поехала.

– Почему?

– Да как же из вашего Ложкина выехать? Ни метро, ни автобуса, только на машине, если кто подвезет.

Я поглядела на огорченную старушку и поняла, что сегодняшний день для меня окончательно испорчен.

– Собирайтесь, поедем на могилу к Андрею Федоровичу.

Прах генерала Полянского покоится в колумбарии Донского крематория. В июне это место напоминает чудесный парк. Купив у входа цветы, пошли по аллее, ведущей на старую территорию. Я прихватила с собой раскладывающийся стул, и генеральша устроилась напротив ниши. Пусть посидит, решила я и принялась бродить вдоль стены, читая высеченные на досках имена и фамилии.

В голову невольно пришла банальная мысль: одним людям везет, другим – нет. Вот, например, Роза Ивановна Костина умерла в возрасте двадцати семи лет, а Петр Федорович Макаров проскрипел до девяноста восьми. Это просто несправедливо.

Я отошла довольно далеко от Нины Андреевны и остановилась в тени большого раскидистого дерева. Глаз наткнулся на знакомую фамилию – Кляйн. С овальной фотографии смотрела темноволосая женщина с тонким носом и нервным ртом. Заинтересовавшись, стала читать эпитафию: «Ты угасла как звезда, оставив яркий свет. Дорогой жене и матери от безутешных мужа и дочерей. Анна Владимировна Кляйн. 1935–1975 гг.»