Улыбка 45-го калибра

– Далеко еще?

Мужик обернулся, блеснул яркими карими глазами, успехнулся углом рта и ответил:

– Уже пришли.

Дальнейшее Аня помнила смутно. Вроде она кричала, отбивалась, но все равно оказалась на земле с задранной на голову юбкой. Потом мужчина сказал:

– Ступай вперед, там забор, пролезешь в дыру и иди домой. Но имей в виду: расскажешь кому, найду и убью. Я тебя запомнил.

Рыдающая Анечка кинулась опрометью вперед и оказалась на незнакомой улице. Домой она пошла пешком. Сесть в автобус или троллейбус не было никаких сил. Девочке казалось, что все пассажиры мигом поймут, что с ней случилось, начнут тыкать пальцами, смеяться…

В квартиру, где в безумной тревоге металась Нина Ивановна, она попала только к утру, и, естественно, мама сразу сообразила, какая беда приключилась с дочерью.

Нина Ивановна очень любила Анечку и в отличие от многих женщин старого воспитания не произнесла сакраментальной фразы:

– Ты сама виновата!

Нет, мама постаралась как можно более ласково обойтись с дочерью. Ни психологических консультаций, ни телефонов доверия, ни кризисных центров для переживших насилие в Москве тогда и в помине не было. Нина Ивановна и Аня остались со своей бедой без чьей-либо помощи. Кое-как они справились с проблемой, к концу мая Аня повеселела и даже начала улыбаться, но не успела Нина Ивановна перевести дух, как грянула новая напасть. В июне стало понятно, что Аня беременна.

Это сейчас подобная ситуация никого не вышибет из седла. Произойди эта история сегодня, Нина Ивановна, не пожалев денег на аборт, мигом побежала бы с дочкой в одну из многочисленных коммерческих клиник. Врачи сделали бы все, что требовалось, даже без предъявления документов.

Но на дворе стоял 1948 год. Аборты были запрещены, их проводили только тогда, когда возникала угроза жизни матери. Впрочем, в случае изнасилования тоже можно было обратиться в женскую консультацию. Но Анечка являлась несовершеннолетней и, естественно, незамужней. В таких обстоятельствах гинеколог был обязан оповестить милицию и органы опеки, существовавшие при районных отделах народного образования. Тут же явились бы комиссии в школу и на дом. Все вокруг узнали бы о позоре. В те времена тринадцатилетняя беременная школьница была такой же невидалью, как африканский страус в очереди за хлебом.

Поразмыслив немного, Нина Ивановна приняла мудрое решение. Осенью Анечка как ни в чем не бывало пошла в школу. Девочка она была крупненькая, полненькая, и никаких подозрений у окружающих не возникло.

В конце декабря Нина Ивановна написала подробное письмо своей свекрови, жившей на Украине, в маленькой деревеньке под Луганском, и отправила туда Анечку, якобы на Новый год и каникулы.

В далекой глубинке все намного проще, чем в Москве. В январе, десятого числа, по странному совпадению в свой день рождения, Анечка родила мальчика. Нина Ивановна сбегала в школу и сказала классной руководительнице, что дочь приболела и не вернулась вовремя от бабушки. Еще через две недели мать и вовсе забрала документы, сказав, что они с Аней переезжают.

Нине Ивановне и впрямь пришлось менять квартиру. Жили они на Автозаводской, а перебрались от греха подальше в небольшой домишко на Юго-Западе, потеряв в площади и удобствах. Но цель была достигнута. В середине февраля она привезла в Москву Аню и новорожденного мальчика. В графе «мать» значилось – Нина Ивановна Круглова, в качестве «отца» фигурировал Сергей Дмитриевич Плешков. Свекровь записала внука на своего мужа.

Началась новая жизнь, и женщинам пришлось нелегко. Но никаких подозрений они ни у кого не вызвали. Соседи, правда, неодобрительно косились на Нину Ивановну, решившуюся завести на старости лет сынишку, да еще вне брака.

Но потом пошла светлая полоса. Юго-Запад начал активно застраиваться, семья получила отличную трехкомнатную квартиру. Жена погибшего на фронте лейтенанта, мать двух разнополых детей, имела на нее все права. Анечка поступила в техникум, после окончания учебы ее распределили в великолепное место. Девушка оказалась в отделе кадров НИИ тонких исследований, отличного учреждения, где тогда платили хорошую зарплату.

Володя рос беспроблемным мальчиком. Отлично учился, не грубил родным, занимался спортом, но он был тихим, малоразговорчивым ребенком, хранил все в себе, и Нина Ивановна с Аней никогда не знали, что у парня на душе. Внешне все выглядело более чем пристойно. Правды о своем рождении он, естественно, не знал.