Хобби гадкого утенка

Полковник, находящийся в великолепном настроении, принялся раздавать членам стаи специально купленные в магазине для животных палочки из прессованных жил. В другое время подобное внимание, а среди подарков, сваленных на столе, виднелись коробочка с пирожными, явно корзиночками с белковым кремом, еще несколько томов в ярких обложках и бутылка полироли для автомобиля, заставило бы меня умилиться, но сегодняшний день оказался слишком тяжелым.

– Чего явился? – рявкнула я, плохо сдерживая раздражение.

– Так пятница же, – растерянно ответил приятель, – я всегда стараюсь с вами выходные провести. А ты чего такая злая?

Я не успела достойно ответить на выпад, потому что во дворе захлопали дверцы машин, потом послышались голоса.

– Неси ее на диван, – сказал Кеша.

Дверь в столовую распахнулась. Первым шел Лазарев, тащивший на руках бледную Марусю. Манюнечка у нас девочка крепко сбитая, весит она почти шестьдесят килограммов, поэтому Севке было очень тяжело. Подойдя к дивану, он плюхнул ношу в подушки. Я ожидала, что дочь завопит по обыкновению что-то типа: «Нельзя ли поаккуратней!» Или: «Зачем швырнул меня, как тряпку…» Но Маруська не издала ни звука.

– Вот, – возвестила растрепанная Зайка, – вот к чему приводят глупости!

– Чуть сам не умер, – влез Тузик, – какой кошмар.

– Говорил же, – подхватил Кеша, – не выдувай пузыри, нет, баловалась, как маленькая…

Манюня, всегда мигом отвечающая своим обидчикам, отчего-то упорно молчала.

– Отвяжитесь от ребенка, – велел Севка.

– Что случилось? – хором спросили мы с полковником.

– Марья, – велела Зайка, – а ну покажи, давай, давай!

Девочка покорно открыла рот… Я чуть не упала в обморок, Александр Михайлович присвистнул и поинтересовался:

– А что это у тебя такое там внутри черное и жуткое?

– Язык, – сердито ответил Кеша, – это ее глупый болтливый язык!

– Вот так штука, – удивился Александр Михайлович, – она его дверью прищемила?

Маруськины глаза начали медленно наполняться слезами.

Я наконец обрела способность говорить и налетела на Кешу:

– Говори быстро, что ты с ней сделал!

– Вот здорово, – обозлился Аркашка, – нашла виноватого.

– Он ни при чем, – устало сказала Зайка, – если бы ты только знала, как все перепугались! Жуть, она так орала, а потом язык опух и почернел…

– Я думал, отвалится, – сообщил Тузик.

– Не надейся, – фыркнул Кеша, – не будет нам такой радости.

– Ну-ка, – велел Дегтярев, – быстро, четко и по порядку излагайте факты…

– Значит, так, – завела Зайка. – После ужина Маруська вытащила из кармана жвачку «Биг баббл» и с наслаждением выдула пузырь. Аркадий, допивавший чай, возмутился:

– Немедленно прекрати!

– Почему? – спросила Маня и быстро выдула следующий, больше предыдущего.

– Смотреть противно!

Маруся ловко щелкнула шар, соскребла с носа и щек розовые, липкие ошметки и заявила:

– А ты не смотри.

– Прекрати.

– Ни за что.

– Иди к себе в спальню, там и безобразничай.

– Еще чего, где хочу, там и сижу.

– Перестаньте оба, – велела Зайка.

– Отвяжись от ребенка, – приказал Севка.

Маруся, почуяв, что общественное мнение на ее стороне, ухмыльнулась и радостно «оживила» еще одно жвачное чудовище. Кеша, решивший дать наглой сестрице подзатыльник, протянул руку… Маруська быстро раскрыла рот и втянула внутрь розовый шар. Но не успела девочка сомкнуть губы, как ее лицо побелело.

– Что случилось? – удивилась Ольга.

– Небось подавилась, – хмыкнул Кеша.

Аркадий нежно любит Манюню. Когда она была маленьким толстощеким младенцем, вопившим часами по ночам, сын мог качать до утра коляску, а потом, зевая, идти в школу. Я совершенно спокойно оставляла мальчика с ребенком, великолепно зная: ровно в восемь Кеша даст ей ужин, потом помоет и уложит в кроватку. Обязательно расскажет сказку, а то и споет песенку. Маня в свою очередь обожала старшего брата, и долгие годы, примерно лет одиннадцать, он был для нее непререкаемым авторитетом во всем. Мне доставались вторые роли. Кеша лучше всех заплетал ее косички, внимательней выслушивал жалобы, частенько баловал и ходил в школу разбираться, когда парочка наглых третьеклассников побила в буфете нашу первоклашку. И вообще он был дома чаще, чем я, озабоченная вечными поисками заработка. Аркашка никогда не был особым любителем прогулок и игр в футбол. И частенько, вернувшись домой, я находила их, сидящих рядышком и мастерящих очередную модель самолета. К слову сказать, Кешка никогда не сердился, если Манюня проливала клей или неловким движением ломала почти готовую конструкцию. А первые заработанные деньги он потратил на покупку отвратительной куклы Барби. Маня же была уверена: Кеша самый умный. Даже то, что он совершенно не разбирается в математике, не поколебало этой уверенности… Появление Зайки никак не нарушило взаимоотношений, просто в доме возник еще один человек, которого Манюня стала любить. А уж близнецов, своих племянников, она обожает. Но няня Серафима Ивановна не подпускает никого к детям на пушечный выстрел, каждый раз торжественно возвещая: