Спят усталые игрушки

Я показала Марье Сергеевне фотографию, взятую у Людмилы, и Балабанова моментально признала свою правнучку. Зачем же хранить возле изголовья изображение чужой девочки? Напрашивался естественный вывод. Верочка на самом деле – дочь Людмилы, но почему она выдавала ее за правнучку Балабановой? И куда увезли сироту? Кто ее настоящий отец: Константин или Жора? Впрочем, это уже не имеет никакого значения, потому что оба погибли, да и Люда давно на том свете. Где же искать Верочку!

Перед глазами встала прямая, как спица, старуха. Провожая меня до двери, она вцепилась в мое плечо костлявой рукой и зашептала, вплотную приблизив лицо:

– Помоги, уж не знаю, как и просить, отыщи девчонку. Одна она у меня осталась, вся семья под корень извелась, не знаешь небось, каково в пустом доме жить.

Я молчала. Старуха лихорадочно блестела глазами.

– Слушай, денег больших нет, но те, что Милка на девочку давала, почти все целы, твои будут. А я и адресок подскажу, где искать.

– Ну и где?

– А в секте ихней поганой, у Николая. Только зачем ему девчонка?

Честно говоря, я этого тоже не понимала.

– Вы бы в милицию заявили…

– Ой, – отмахнулась Марья Сергеевна, – пустое, никто и пальцем не пошевелит. Вон у Горячкиных сын пропал, так менты даже заявление брать не хотели, морды воротили.

Я молчала.

– Людмила, видать, тебе доверяла, раз перед смертью мой адрес сказала, – вздохнула старуха, – так помоги…

– Давайте название.

– Какое? – удивилась бабка.

– Ну деревни… где секта находится.

– Не знаю, – растерялась Балабанова.

– Как же так, только что говорили, адресок подскажете.

– Так это в смысле того, что Верочка у сектантов, – залепетала Балабанова. – У них, проклятущих. Светочку сгубили, теперь за правнучку мою примутся.

И она тихо, безнадежно заплакала. Слезы горохом катились по морщинистому лицу и исчезали на шее. В отличие от большинства деревенских старух, привыкших голосить по каждому нужному и ненужному поводу, Марья Сергеевна рыдала неумело, словно вообще впервые в жизни. Скорей всего просто не привыкла делать это на людях. Меня мало трогают картинные страдания с преувеличенными рыданиями и заламыванием рук, но отчаянные всхлипывания Балабановой рвали душу.

– Вспомните, может, Мила говорила хоть что-нибудь: название близлежащей станции, шоссе…

– Нет, – качала головой старуха, – упомянула только, что в Подмосковье.

«Ну ничего себе, – думала я, подъезжая к Кольцевой дороге, – территория области размером с треть Франции, это же искать иголку в стогу сена».

Мрачные раздумья прервал телефонный звонок.

– Где находишься? – поинтересовалась Зайка.

– На въезде со стороны Волоколамки…

– Давай быстро к «Арлекино».

– Зачем?

– Нужно, – безапелляционно сообщила Ольга и отсоединилась.

«Арлекино» – довольно приличный магазин. Три его этажа под завязку забиты всевозможной одеждой. Не устраивает нас только одно: цены. Как говорит Кеша: «Жаба душит отдавать за ботинки такую сумму, на которую во Франции можно купить десять пар». Поэтому теперь предпочитаем одеваться в Париже, там намного дешевле. К тому же, покупая в салоне «Шанель» юбку, вы абсолютно уверены, что приобретаете авторскую, штучную вещь. В Москве же рискуете нарваться даже в дорогом бутике на плащик с итальянской помойки, но с гордым ярлычком «Channel». И ведь ку?пите, и станете носить, полагая, будто обладаете творением бессмертной Коко. Только маленькая деталь: фамилия великой модельерши пишется по-французски «Chanel» с одним «n» в середине, а не так, как на вашем плащике – «Channel». Так и обманывают не слишком-то разбирающегося в подобных мелочах московского покупателя. Видела я «Deor» вместо «Dior», «Lagerfild» вместо «Lagerfeld» и «Pacco Rabanna» вместо «Paco Rabanne». Всего лишь одна буковка изменена, и в вашем шкафу отвратительная тряпка вместо фирменного изделия.

Но что занесло Зайку в «Арлекино»?

Зайка в нетерпении прохаживалась у входа.

– Ну сколько можно ехать? Пошли скорей, мне велели купить светло-фиолетовый костюм, на его фоне мое лицо будто бы станет интересней. Отложила четыре штуки. Сейчас буду мерить, а ты посоветуй, какой лучше!

Крепкой рукой она тащила меня по этажу, недовольно бубня:

– Невозможно тебя найти, когда надо, и где только пропадаешь целыми днями…

– Простите, – раздался вежливый мужской голос, – вы Воронцова?

Ольга взглянула на абсолютно незнакомого человека в простой куртке и, недоумевая, ответила: