Спят усталые игрушки

– Он хороший, животных любит.

А потом и вовсе отказалась говорить, сославшись на нездоровье.

Целый бой пришлось выдержать Анне Перфильевне с народными заседателями – врачом и военным. Всегда охотно соглашавшиеся с доводами судьи, на этот раз они встали стеной: подобным выродкам не место в Советской стране.

– Нужно давить эту заразу, как тараканов, – злилась докторша. – Он же социально опасен, он хуже убийцы.

– Согласен, – вторил военный. – Убийца уничтожает тело, а этот мерзавец – душу. Вот если ваш ребенок попадет под влияние такого? Что делать станете, товарищ Соколова?

Анна Перфильевна только вздохнула. Семьи у судьи не было.

Процесс завершился небольшим скандалом.

Прошли годы, Анна Перфильевна почти забыла необычного осужденного. Однажды холодным декабрьским вечером она, зябко кутаясь в теплый халат, пила горячий чай. Последнее время судью часто знобило, она даже ходила к врачу, но никаких особых болячек у нее не нашли.

Стрелки часов приближались к девяти вечера. Соколова включила телевизор, собираясь посмотреть программу «Время», и тут раздался звонок.

Недоумевая, она поглядела в глазок. Красивый темноволосый парень держал в руках коробку с тортом. Это был Николай.

– Вот, – энергично сказал парень, втискиваясь в узкую прихожую. – Не помните меня? Шабанов.

– Что вы хотите? – тихо спросила Анна Перфильевна.

– Освободился подчистую, решил зайти поблагодарить.

Соколова внезапно ощутила странную слабость в ногах, и язык против воли произнес:

– Проходите.

Николай вошел на кухню, развязал торт и произнес:

– Вы единственный в моей жизни человек, который пожалел меня.

– Я всего лишь выполнила свой долг, – пояснила Анна Перфильевна, – и не надо больше об этом.

Они стали пить чай. Николай рассказал, что получил в ПТУ сначала специальность столяра, а потом понравился местному доктору, и тот устроил мальчишку учиться на медбрата. Сейчас за плечами училище, можно пойти работать в больницу.

– А жить где будете?

Коля пожал плечами:

– Пока у приятеля временно остановился, а потом, может, вы мне поможете маму отыскать? Я ей писал, писал, но она мне ни разу не ответила.

Анна Перфильевна пообещала посодействовать. Николай стал раскланиваться и уже в прихожей, натягивая слишком холодную для такого времени года куртку, внезапно сказал:

– Анна Перфильевна, знаете, за что меня доктор пригрел? За глаз. Я у человека прямо сквозь одежду болячки вижу, вроде рентгена. Только не спрашивайте, как такое получается, сам не знаю. Вот поднимаю руку и угадываю, где неприятности.

Соколова улыбнулась.

– Редкий дар.

– Не смейтесь, – серьезно ответил Николай, – хочу вас за доброе дело отблагодарить. Никогда до сих пор не ошибался. Точно знаю – остеохондроз вас мучает и желудок.

Анна Перфильевна снисходительно улыбнулась. Такой набор болячек у каждого второго немолодого человека.

– И вот еще что, – продолжил Шабанов, – у вас начальная стадия лейкемии, рака крови. Немедленно идите к врачу, дайте мне честное слово.

– Хорошо, – автоматически пообещала Соколова.

– Нет, – настоял неожиданный гость, – дайте честное слово.

– Ладно, ладно, – отмахнулась Анна Перфильевна, – даю.

– Ну смотрите, – напоследок сказал Николай, – обещаний нарушать нельзя.

Весь следующий день слова Шабанова не выходили у судьи из головы. Последние три месяца чувствовала она себя и в самом деле не слишком хорошо. Быстро уставала, плохо спала, слегка температурила. Районный терапевт назвал недомогание вялотекущей простудой и велел пить бисептол, но облегчения лекарство не принесло.

Поколебавшись до обеда, Анна Перфильевна все же позвонила в онкологический диспансер и записалась на прием.

Теперь следовало выполнить просьбу Шабанова. Соколова легко связалась сначала с Главным управлением исполнения наказаний, потом с паспортным столом отделения милиции. Словом, на другой день судья знала, что после отбытия срока Раиса Федоровна Шабанова поселилась в столице, на Стекольной улице. Произошло это в начале восьмидесятых.

Только записав адрес, судья призадумалась: а как сообщить сведения Николаю? Парень не оставил телефона, и теперь в голову пришла еще одна простая мысль, а где Николай взял ее адрес?

Но в четверг Шабанов опять позвонил в дверь, забрал бумажку и, рассыпаясь в благодарностях, поинтересовался: