Буря мечей

Статус каждого из них указывала кайма на токаре. Об этом Дени сказал капитан Гролео. В этой прохладной зеленой комнате на вершине пирамиды двое работорговцев имели на себе токары с серебряной каймой, пятеро – с золотой, а у старейшины Граздана кайма состояла из крупного белого жемчуга, тихо звеневшего при каждом движении купца.

– Мы не можем продавать недоучившихся мальчишек, – заявил один из Гразданов с серебряной каймой.

– Можем, если у нее хватит золота, – возразил ему толстяк с золотой каймой.

– Они не могут считаться Безупречными. Они еще не убили своих младенцев. Если они поведут себя недостойно на поле боя, мы будем опозорены. И даже если завтра мы кастрируем пять тысяч новых мальчиков, пройдет десять лет, прежде чем они сгодятся для продажи. Что мы скажем другим покупателям, которые захотят приобрести Безупречных?

– Скажем, что им придется подождать, – сказал толстяк. – Золото в моем кошельке лучше грядущего золота.

Дени, предоставляя им спорить, попивала вино из хурмы и делала вид, что ничего не понимает. Она возьмет всех, какой бы ни была цена. В этом городе около ста работорговцев, но те восемь, что сидят перед ней, – самые влиятельные. Они соперничают, торгуя рабами для постели и работы в поле, писцами, ремесленниками и наставниками, но еще их предки заключили между собой союз для создания и продажи Безупречных. Из кирпича и крови выстроен Астапор, и люди в нем из кирпича и крови.

Окончательное решение объявил Кразнис.

– Скажи ей, что она получит восемь тысяч, если золота хватит. И шесть сотен тоже. А за остальными двумя тысячами пусть возвращается через год.

– Через год я буду уже в Вестеросе, – ответила Дени. – Они нужны мне сейчас. Многие из Безупречных, несмотря на свою выучку, падут в бою, и мне понадобятся мальчики, которые подберут уроненные ими мечи. – Она отставила кубок и наклонилась к маленькой переводчице. – Скажи добрым господам, что я возьму даже первогодков, еще сохранивших своих щенков. И заплачу за мальчика, кастрированного накануне, столько же, сколько за Безупречного в остроконечной шапке.

Девочка перевела это купцам, но они, как и прежде, ответили «нет».

Дени недовольно нахмурилась.

– Хорошо. Скажи, что я заплачу двойную цену, если они отдадут мне всех.

– Двойную? – Толстяк с золотой каймой только что слюну не пустил.

– Эта шлюшка просто дурочка, – сказал Кразнис. – С нее и втрое содрать можно. Она в такой крайности, что заплатит. Вдесятеро больше заплатит.

Высокий Граздан с острой бородкой говорил на общем языке, хотя и не так хорошо, как девочка.

– Ваше величество, – промолвил он, – Вестерос богатая страна, но вы пока не его королева. Даже Безупречные могут потерпеть поражение под натиском свирепых, одетых сталью рыцарей Семи Королевств. Напоминаю вам, что добрые господа Астапора не отдают мясо в обмен на обещания. Есть ли у вас золото и товары, чтобы заплатить за всех евнухов, которых вы желаете купить?

– Ответ вам известен лучше, нежели мне, добрый господин. Ваши люди побывали на моих кораблях и переписали каждую янтарную бусинку и каждый сосуд с шафраном. Итак, сколько у меня есть?

– Достаточно, чтобы купить одну тысячу, – с легкой презрительной улыбкой ответил работорговец. – Но вы сказали, что согласны заплатить двойную цену – стало быть, хватит только на пятьсот.

– За вашу красивую корону можно дать еще сотню, – добавил толстяк по-валирийски. – За корону с тремя драконами.

Дени дождалась, когда его слова переведут.

– Корона не продается. – В Визерисе, когда он продал корону их матери, не осталось ничего, кроме злобы. – Не стану я также продавать в рабство моих людей, отбирать у них коней и другое имущество. Но вы можете взять себе мои корабли – большую барку «Балерион» и галеи «Бхагар» и «Мираксес». – Она предупредила Гролео и других капитанов, что до этого может дойти, хотя они яростно возражали против такого решения. – Три крепких корабля стоят больше, чем скопище жалких евнухов.

Купцы снова посовещались, и остробородый объявил:

– Две тысячи. Это много, но добрые господа великодушны и понимают, сколь велика ваша нужда.

Две тысячи – слишком мало для того, что ей предстоит. Она должна получить всех. Дени знала, каким будет ее следующий шаг, но вкус этого был так горек, что даже вино из хурмы не могло помочь. Она долго и мучительно размышляла и не нашла другого выхода.

– Отдайте мне всех – и вы получите дракона.

Чхику позади нее затаила дыхание. Кразнис улыбнулся другим купцам.

– Я же говорил! Она готова отдать все что угодно.

Потрясенный Арстан устремил на нее недоверчивый взгляд. Его рука, сжимавшая посох, дрожала.

– Нет. – Он упал перед ней на одно колено. – Ваше величество, молю вас. Вы должны отвоевать свой трон с драконами, а не с рабами. Вы не должны…

– Не учи меня. Сир Джорах, выведи Белобородого вон.

Мормонт грубо схватил старика за локоть, поднял на ноги и вывел на террасу.

– Скажи добрым господам, что я сожалею об этом досадном происшествии и жду их ответа.

Она уже знала, что они ей ответят – она видела это по блеску их глаз и по улыбкам, которые они тщетно пытались скрыть. В Астапоре тысячи евнухов и еще больше малолетних рабов, ожидающих кастрации, но драконов во всем мире только трое. Притом драконы – извечная мечта гискарцев. Как же иначе? Пять раз, когда мир еще был молод, древний Гис вступал в войну с Валирией и пять раз терпел полное поражение, ибо у Валирии были драконы, а у империи – нет.

Старейший Граздан шевельнулся на сиденье, забренчав своим жемчугом.

– Дракона мы выберем сами, – тонким голосом заявил он. – Черный – самый большой и сильный.

– Его зовут Дрогон, – кивнула Дени.

– К нам переходят все ваши товары, кроме короны и королевских одежд, которые мы вам оставляем, три корабля – и Дрогон.

– По рукам, – сказала она на общем языке.

– По рукам, – повторил старый Граздан на своем ломаном валирийском. Остальные хором поддержали его.

– Все восемь господ сказали «по рукам», – перевела девочка.

– Безупречные выучат ваш варварский язык довольно быстро, – добавил Кразнис, – но до того времени вам понадобится толмач. Дарю вам эту девчонку в знак удачной сделки.

– Благодарю, – сказала Дени.

Девочка перевела то, что сказали они оба. Если она и чувствовала что-то по поводу того, что ее дарят, то ничем не проявляла своих чувств.

Арстан Белобородый, ожидавший Дени на террасе, тоже помалкивал. Он спускался с пирамиды в полном безмолвии, и только его посох стучал по красным кирпичам. Дени не винила его, зная, что поступила скверно. Она, Матерь Драконов, продала самого сильного из своих детей. При одной мысли об этом ей делалось дурно.

Внизу, на раскаленном кирпиче площади Гордости, между пирамидой и казармами евнухов, Дени сказала старику:

– Белобородый, мне нужны твои советы, и ты не должен бояться высказывать свое мнение… пока мы одни. Но никогда не спорь со мной при посторонних, ты понял?

– Да, ваше величество, – с несчастным видом ответил он.

– Я не ребенок. Я королева.

– Даже королевы могут заблуждаться. Астопорцы обманули вас, ваше величество. Дракон стоит дороже любого войска. Эйегон доказал это триста лет назад на Огненном Поле.

– Я знаю, что Эйегон доказал это, и сама намерена кое-что доказать. – И Дени обратилась к девочке-рабыне, покорно стоящей рядом с ее носилками: – Есть у тебя имя или ты каждый день вытаскиваешь из бочонка новое?

– Это правило существует только для Безупречных. – Тут до девочки дошло, что Дени задала ей свой вопрос на валирийском, и она округлила глаза. – О-о.

– Тебя зовут «о»?

– Нет, ваше величество, простите недостойной это восклицание. Вашу рабу зовут Миссандея…

– Миссандея больше не раба. С этого мгновения я отпускаю тебя на волю. Садись в носилки, мне нужно поговорить с тобой. – Ракхаро помог им сесть, и Дени задернула занавески от пыли и зноя. – Если ты захочешь остаться со мной, то будешь моей служанкой, и я попрошу тебя переводить для меня, как ты делала это для Кразниса. Но ты можешь отказаться от службы у меня, если у тебя есть родители, к которым ты хотела бы вернуться.