Предновогодье. Внутренние связи (СИ)

— Ага. Снимали, — чересчур вежливо согласился Тоха. — Напряжение.

И орава парней загоготала.

— Так, проваливайте отсель, — я указала перстом на дверь. — А ты, Капа, — ткнула в парня, — надеюсь, разъяснишь внятно товарищам, что здесь вчера произошло.

Капа, кряхтя, поднялся с кровати и, пошатываясь, почесал шевелюру.

— Ничего не помню, — развел руками, вызвав своим откровением взрыв веселья у парней.

— Капа! — повысила я голос.

— Ладно, — согласился парень примирительно и в сопровождении друзей потопал мелкими шажками к двери. — Башка трещит! — жаловался он по дороге. Компания скрылась в соседней комнате. За стеной послышался дружный хохот.

— Ну, ты даешь, соседка, — покачала головой Аффа, прислонившись к косяку. — Вот уж не ожидала от тебя такой прыти. И с кем? С Капой!

— И ты туда же? — вскинулась я и схватилась за голову, пытаясь удержать боль.

— Ничего себе "туда же"! Полдня прошло, ребята забеспокоились, сорвали меня с обеда. Прибегаем, комната близнецов нараспашку, а Капы нет. Кто-то решил, что бедняжка с горя повесился где-нибудь в уголке или сиганул с крыши. Ну, мы и давай бегать, искать по всей общаге. Тут случайно прохожу по коридору, а из твоей комнаты храп разносится по всему этажу. Я-то знаю, что это Капа храпит, когда налакается без меры. Обычно даже у нас в комнате слышно, какие рулады он выводит во сне.

— Ничего не слышала, — призналась я. — Спала как убитая.

Девушка отвела глаза:

— Значит, теперь весь институт узнает, что ты спала с Капой.

— Елки-палки! — взвыла я. Голова затрещала как перезрелый арбуз. Мозги бродили и болели. — Аффа, ничего не было! Мы напились и уснули. Представь, наше потрясение вчера, и вот тебе на — любовь, не сходя с места?

— Да понимаю я всё, — вздохнула соседка. — Сама до сих пор не могу успокоиться. Сегодня на лекциях была полупустая аудитория.

— Вот видишь! А этому полоротику еще труднее. Его вчера мутозили все кому не лень, хотя поделом.

— Но ребятам глотки не заткнешь, — кивнула Аффа на стену.

Я махнула рукой. Гораздо важнее раскалывающаяся голова, в которой отбивали марш барабанные палочки. Улегшись на кровать, я обхватила себя руками и замерла.

— Плохо? — посочувствовала девушка. — Могу ослабить похмелье, но нужно снимать дефенсор.

Нет уж. Предпочитаю скончаться в муках.

— Пойду, поспрашиваю по знакомым. Может, найдется в заначке что-нибудь эффективное.

Я благодарно закивала и от нестерпимой боли уткнулась лицом в подушку. Уйдите все! — закричала про себя. — Хочу тишины и покоя!

Неизвестно, сколько пролежала в полудремоте, как снова появилась Аффа и сунула под нос дурно пахнущую темную жидкость.

— На. Снадобье прочищения. Осталось после лабораторки у Ромашевичевского. Отличное средство и еще не забродило.

Я с подозрением покосилась на густую жижу.

— Не буду. Лучше умру сегодня, а завтра воскресну и пойду пешочком на занятия.

Соседка, не мешкая, зажала мне нос. От неожиданности я едва не задохнулась и замолотила руками. В открывшийся рот девушка на удивление сноровисто влила одуряюще кислую отраву.

— Вот и славненько. Мигом прочистит мозги. Побегу, а то не успею пообедать.

— Разве столовая работает? — выдавила я, пытаясь удержать в себе лечебное снадобье.

— В холле поставили временную продуктовую лавку. Но Царица повелела, чтобы завтра столовая открылась как обычно. Кстати, у тебя в запасе сорок минут.

Я нечленораздельно промычала.

Рецепт Ромашевичевского прошелся ершиком по внутренностям, прочистив от ушей и до пяток. Десять минут я умирала в туалете, потом столько же времени приходила в себя в душе, и уже относительно бодрая и посвежевшая вернулась в швабровку с раздумьями о том, во что же нарядить себя, любимую. Выбор был невелик, вернее, его не было вообще: прямая юбка чуть ниже колен и оставшийся второй свитер поверх футболки. Прелесть.

Процедура обрызгивания мифическими духами из флакончика стала ежедневным ритуалом. Возможно, я занималась самообманом, играя в таинственную аристократку, но невинное развлечение проливалось бальзамом на душу, лишенную в детстве ребяческих удовольствий.

Собрав сумку, я помазала губы. Сбегала и в последний раз погляделась в зеркало. Отразилась припухшая физиономия, но, слава богу, с осмысленным взглядом и заработавшими мозгами. Через мучения — к цели! То есть через вонючие отвары — к приличному человеческому образу.

В комнате близнецов стояла тишина. Наверное, парни из группы поддержки, подхватив Капу, ушли в институт. Оглядев побоище в швабровке, я вздохнула. Нет времени на уборку, займусь приведением комнаты в порядок вечером после занятий.

Однако прилично мы с Капой набрались всего лишь с двух стопок коньяка. Постойте-ка! С каких двух стопок? В памяти проносились вереницы бесконечных возлияний, опрокидываний и закусываний. Складывалось впечатление, что я присосалась к фляжке и пила из нее, не отвлекаясь на мелочи в виде культурного распития из стаканов. Батюшки! Или парень бегал за добавкой? Я-то думаю, отчего нам сегодня так плохо? А это, оказывается, мы понамешали всякой гадости в желудках.

Хороший был коньяк. Он навсегда останется в моей памяти светлым воспоминанием. Спиртное употребилось на благородные цели, связанные с поднятием повисшего носа Капы. Решив по пути в институт выбросить фляжку в мусорный бачок, я, порыскав по углам, вытянула ее из-за тумбочки. Серебряная баклажка оказалась тяжелой и наполненной. Странно. Что могло булькать? Хоть убей, а не припомню, чтобы мы измывались над фляжкой. Если Капа решил спросонья не ходить в туалет, я вылью ему на голову ночное творчество!

Аккуратно отвинтив колпачок, я осторожно понюхала. Сивушные пары ударили в нос, и меня затошнило. Отдышавшись, засунула в горлышко мизинчик и окунула в жидкость, а затем лизнула подушечку пальца. Подозрения подтвердились: внутри плескался коньяк отменного качества. Полная нетронутая фляжка спиртного.

Некогда раздумывать. Не для того я прочищала голову, чтобы забить ее проблемами, не успев дойти до института. Сунув фляжку в сумку, рванула на занятия, хотя в юбке не особо разбежишься.

Я бежала на лекцию. Опаздывала катастрофически. Расталкивала студентов, шмыгала между чьими-то спинами, читая на ходу расписание занятий. Теория символистики, профессор А.Г. Вулфу, кафедра материальных процессов. Ничего себе! Материальная висорика!

Обогнала какого-то серьезного дяденьку, пихнув легонько в бок и не успев извиниться — потому что спешила — заскочила в аудиторию и метнулась к своему месту перед Мелёшиным. Мельком глянула на него, он низко склонил голову к парте, видимо, опять развлекался со своим телефоном. Даже не удосужился проверить, тут я или нет. Ладно, после лекции поблагодарю за спасение в столовой.

При моем виде гул в аудитории усилился, но тут же стих. Вместо этого по рядам прошла непонятная возня, в основном, среди студенток. Одновременно со звонком в помещении появился тот самый дяденька, которого я нахально оттолкнула на повороте в коридоре. Подошел, прихрамывая, к преподавательскому столу и небрежно сложил пачку журналов, которые принес под мышкой. Обошел стол, оперся об него спиной и, оглядев ряды, сказал:

— Рад видеть вас после недельной разлуки, а в особенности тех, кто накопил долги по практическим и лабораторным работам.

Ряды нервически захихикали, в основном, девушки, вытягивающие шеи и поедающие преподавателя восторженными взглядами. Даже Эльза, на что высокомерная особа, и то с интересом поглядывала на мужчину у доски.

Приглядевшись к стоящему, я чуть не ахнула вслух. Язык не поворачивался назвать его преподавателем. Лицом к учащимся стоял мужчина в самом настоящем смысле этого слова. Белоснежная рубашка не скрывала его широких плеч, а безупречно сидящая жилетка из темно-синего атласа выгодно подчеркивала пропорции классической мужской фигуры. Короткие светлые волосы лежали в беспорядке, что придавало внешности загадочность и притягательность.