Расписной

Владимир почувствовал, как сердце у него заколотилось быстрее. Вот это действительно было лишнее. Ему совершенно безразличны были Нинкины моральные принципы, но вот ее болтливость… Действительно, когда он заходит в гастроном, продавщицы рассматривают его со всех сторон, шушукаются и хихикают. Да…

– Она к этому делу попросту подходит, – продолжал объяснять Розенблит. – По ментам специалистка, и знаешь, почему? Потому, говорит, что им спиваться не положено по службе, и у них по мужской части от этого порядок! К тому же .их, ну то есть вас, проверяют постоянно.

– Резонно, – Владимир невольно улыбнулся.

– Ну, ее уже все менты и перепробовали. Или она всех – черт ее разберет. Факт тот, что про твои наколки уже весь Тиходонск знает – нравится тебе такой поворот?

– Да ладно, Витя, – сказал Волков. – Их ведь и так видно. Если рубаха расстегнута, если короткий рукав… Я, правда, даже летом шведок не ношу да под горло застегиваюсь. Но шила в мешке не утаишь. И на тренировках раздеваюсь, и на пляже, и на медосмотре. Так что про мои картинки многие знают. А на болте у меня ничего нет, это брехня.

Розенблит подошел поближе и прищурился, превратившись из ответственного работника в мальчишку из коммуналки.

– А это правда, что ты – бывший вор в законе, потом тебя в КГБ завербовали, потом сюда направили со спецзаданием?

– Из Москвы в Тиходонск – со спецзаданием? – удивился Волков.

– А что? Всякое может быть, мало ли. У нас тут только кажется, что тишь да гладь, а место на самом деле крутое – уже сейчас, а потом и еще покруче будет, вот помяни мое слово. Здесь все дороги на Кавказ пересекаются и с Кавказа на Москву – тоже… А Тиходонск – ворота Кавказа. Сюда уже сейчас такие бабки закачиваются…

– Да ты стратег, Витюля! Только никакого задания у меня нет. А все это сплетни… Хрен им цена. Просто так жизнь повернулась. Не бойся меня и ни в чем не подозревай. Я такой же, как был.

– Да я и не подозреваю. Только непохож ты сам на себя. Изменился, а в чем

– не пойму. Нас здесь двое, а ты вроде один. В своей компании.

А ведь верно. Волк уже привык, что он никогда не остается сам с собой. За ним постоянно наблюдают, его действия комментируют синие рисованные фигурки. Несмотря на противоестественность такого состояния, он уже привык к нему. Привык, что картинки заботятся о нем, предупреждают об опасности, позволяют лучше видеть и слышать. Они неоднократно спасали ему жизнь. И вместе с тем медленно, но верно приобретали над ним необъяснимую власть, и ничего нельзя было с этим поделать.

Нинке он ничего не сказал. Тем более что ей на наколки было плевать: она действительно обращала внимание только на мужские достоинства, и очень даже обращала – кричала чуть не в голос, так, что, наверное, слышно было у соседей, извивалась под ним и над ним, не стеснялась ничего…

А потом рассматривала их даже с интересом.

– А это что? – спрашивала, царапая лакированным ноготком по его груди точно так, как Софья и Александра Сергеевна. – А церковь для чего?

– Отстань, Нин, – отвечал он. – Что это, контурная карта тебе?

– Ха-ха, карта! – смеялась она его шутке. – Ну-ка, Антарктиду сейчас поищу…

Поиски Антарктиды или любой другой части света заканчивались в одном и том же месте. И они снова предавались тому, для чего она и приходила в тесную квартирку напротив Тиходонского следственного изолятора.

Нинка вполне устраивала его как любовница – страстная, похотливая, ненасытная. Добросовестное постельное животное. Они никуда не ходили – ни в рестораны, ни в театры, ни даже в кино. Ели свежую ветчину с мягким хлебом, пили водку и совокуплялись. Он привык к Нинке, и она ему нравилась. Легкая в общении, не занудная, на удивление бескорыстная. Однажды он купил ей к какому-то празднику большой косметический набор.

– Ой, это мне, что ли? – обрадовалась Нинка. – Спасибо, вот не ожидала!

– Почему же не ожидала? – удивился Владимир.

– Да так… Ты, Володь, вообще-то знаешь что – за подарок спасибо, но не обязательно это. Думаешь, я из-за подарков к тебе хожу?

– Ничего я не думаю. Но почему не подарить, если хочется? Чтобы приятное сделать?

– Да? Ну ладно. Только если еще что-то покупать будешь – так не бери дорогое, для приятности и дешевого хватит. А у меня дорогих вещей хватает, знаешь ведь, в торговле не бедствуют. Оценил, небось, какие у меня шмотки?

– Конечно, – соврал Владимир.

Он никогда не обращал внимания на платья, сумочки, сережки и колечки. И помнил из всей ее одежды только пуговицы, потому что замечал, долго ли надо их расстегивать…