У Тулы на лице выступила испарина:
– Они мне не корефаны, я их знать не знаю…
– Ладно, живи! – выдержав паузу, наконец кивнул Расписной, и Тула перевел дух. – Давай только, дергай из города по-быстрому. Чтоб через полчаса тебя здесь не было.
– Понял, братское сердце, – Тула встал, прижимая руки к груди. – Сукой буду – больше сюда не заявлюсь!
Большеголовый мгновенно исчез. Жадный до зрелищ народ бежал за дом, чтобы посмотреть на труп Эйно. Крики, шум, суматоха… Очень быстро подъехала ПМГ-6. Трансформировавшийся из Расписного старший лейтенант Волков подошел, поздоровался с сержантом Ивониным.
– Как отдыхается, командир? – весело спросил тот, потому что Волков взял законный выходной.
– Нормально. К отцу друг приехал, вот пришли в гости, а тут какая-то фигня…
– Не дают отдохнуть спокойно! – посочувствовал старший экипажа.
Они пробились сквозь толпу. При виде милицейской формы народ расступался без звука.
Эйно Вялло лежал между бетонной плитой и грудой битого кирпича. Ноги у него перекрутились, а руки были разбросаны. Смотреть более подробно Волков не хотел и не стал.
– Сам упал? Пьяный, наверное…
– Не повезло… Вон какая куча мусора, попал бы в нее, может, и жив остался, – судачили зеваки.
«Это вряд ли», – хихикнул кот. А может, так подумал сам Волков. Или Волк, или, скорей всего, Расписной.
Милиционер-водитель Смыков осмотрел труп, подошел, козырнул Волкову, доложил:
– Похоже, из окна выпал. Вроде трезвый и одет прилично…
– Сообщай дежурному, пусть присылают группу! – распорядился Волков, потому что командир взвода ППС всегда находится на посту, даже в свой собственный выходной.
В это время из подъезда вышли Фогель и Генрих. Витька Розенблит, следуя полученным инструкциям, ни на шаг не отставал от них. Фогель втянул голову в плечи. Ему явно не нравилось скопление народа, не нравилась милицейская машина, не нравилось отсутствие подельников.
– Что тут у тебя происходит, Генрих? – спросил он, то и дело оборачиваясь на дверь подъезда. Он был так озабочен происходящим, что не обратил внимание на подошедшего Владимира.
– Ничего особенного, дядя Иоганн, – сказал Расписной. – Эйно Вялло упал с крыши.
Фогель вздрогнул:
– Это ты?! Я думал, ты в Москве… А что с Эйно?
– Разбился в лепешку. Скажу вам по секрету, – Расписной понизил голос. – Он уже падал со сломанной шеей. Так что он теперь никак не сможет ударить отца ножом. И меня тоже.
– Что?! – воскликнул Генрих. – Почему ножом? Мы очень мирно попили чай, у Иоганна нет ко мне никаких претензий…
– Если претензии появятся, я вобью их ему в жопу! – так грозно сказал Расписной, что Витька Розенблит отступил на шаг.
Фогель молчал, нервно оглядываясь по сторонам.
– Тулу ищете? Молодец, дядя Иоганн, учел мои советы, с «черной мастью» [79] общий язык нашел! – похвалил Расписной, гипнотизируя Фогеля тяжелым недобрым взглядом. – Только Тула скоропостижно умер. Утонул в канализации. В подвале оказался открытым люк, там кто угодно утонет, даже вы. Хотите посмотреть?
1– .
Расписной взял Фогеля за локоть и подтолкнул к подъезду, но тот уперся и стал вырываться:
– Пусти меня! Я никуда не пойду! Отпусти!
Рядом мгновенно появился сержант Ивонин.
– Что случилось, командир? – Он поигрывал наручниками, на лице читались желание и готовность их немедленно применить.
– Пока ничего. Не уезжай, пока я не скажу.
– Есть!
– Вот так, гражданин Фогель! – назидательно сказал лейтенант Волков. – Значит, в канализацию вы не хотите. Что ж, можно и по закону разобраться. Покушение на убийство – статья серьезная. К тому же у вас в карманах может анаша оказаться или патрончик… Лет на пять-семь потянет. И без всяких амнистий…
– Чего ты хочешь? – хрипло спросил Фогель.
– Ничего. Но за отца я тебе кадык вырву! – прошипел Расписной. – Помнишь, ты сказал, что сам заточку в брюхо совать не умеешь? Это точно! А вот я – все умею! Сваливай, и чтоб больше я тебя никогда не видел! Иначе – кранты! Ты меня понял, киллер яйцев?
Отпетый уголовник Расписной и облеченный властью старший лейтенант милиции Волков, объединившись в одном теле, способны убедить самого стойкого бойца за идею. Тем более что упорство в идеологической борьбе и способность поставить на кон собственную жизнь требуют совершенно разных личностных качеств.
Фогель кивнул:
– Я все понял, Вольдемар. Не надо волноваться.