– Пожалуй, – кивнул он.
Нинку искали три дня. Все это время Владимир не находил себе места. Конечно, Нинка не Софья, но, какая бы она ни была, они спали вместе, он привык к ее теплому дыханию, и к кокетливым взглядам, и к податливому телу. И, главное, он чувствовал вину за последний разговор. Получилось, что он выбросил ее за порог, как надоевшую собачонку. Если бы ничего не произошло и она как обычно торговала в своем гастрономе, стреляя по сторонам шалыми ищущими глазами, он бы и не вспомнил этот разговор. Но когда человек пропадает, все воспринимается совсем по-другому. Где она? Уехала к подругам или друзьям, загуляла? Но на нее не похоже, Нинка серьезно относилась к работе…
Приехала Нинкина старшая сестра, жившая в Степнянске под Тиходонском, пришла в отдел, разыскала Владимира. Он сразу понял, кто эта женщина: похожа была на Нинку, хотя и совсем другая – усталая какая-то, блеклая, с красными глазами и раскисшей тушью на ресницах.
– Елена Петровна я, сестра Нины Зайцевой, – она промакнула слезы. – Доигралась, сеструха… – Слезы лились все сильней. – Я ведь ей все время говорила: нельзя так, как ты, Нин, нельзя!
– Как это – так?
–Беспечно! Она ж как стрекоза какая, честное слово. Нет чтоб про завтрашний день позаботиться, чем надежным обзавестись. Ни тебе про семью подумать, ничего. Деньги – фук, и профукает, только и купит себе, что одежку помоднее да побрякушки. Любила пыль в глаза пускать, компании веселые любила – а больше и не надо ей было ничего!
Волков вдруг понял, что и сам, вслед за Нинкиной сестрой, готов думать о ней в прошедшем времени.
– А она мне, – продолжала та, сморкаясь в аккуратный, с вышивкой, платочек, – ты меня не учи, и все тут! Посмотри на себя, на кого ты похожа с завтрашним днем своим и с семьей своей. Конечно, у меня заботы, не сравнить с ейными. Так ведь со мной и не будет – чтобы пропала из дому, как кошка, и не знал никто!.. Говорила ей – смотри, прибьют тебя где-нибудь под забором.
– Чего вы раскаркались, – раздраженно сказал Владимир. – Прибьют, прибьют! Пока еще никого не прибили!
Ему неприятна была Нинкина сестра с ее неуместной нравоучительностью и дурными пророчествами. Но дурные пророчества чаще всего и сбываются.
Нинку нашли мертвой на Лысой горе. Она лежала в небольшой балке, слегка прикрытая каким-то строительным мусором. Те, кто прятал ее от людских глаз, не очень-то старались, а может, просто спешили…
Волк узнал об этом от опера уголовного розыска Фомина, который вел розыск пропавших и работал по неопознанным трупам. Тот встретил его в дежурке, дружески хлопнул по спине:
– Зайди ко мне, дело есть.
– Что, опознать надо? – ворохнулась нехорошая догадка, и голос предательски дрогнул.
– Да нет, что опознавать – с этим ясно, и сестра уже была… Просто зайди, поговорим.
Когда они остались наедине, Фомин сказал:
– Ты знаешь, я в чужие дела лезть не люблю, но одно дело – обычные сплетни, а совсем другое – сплетни вокруг убийства!
– Убийство? Точно?
– Точней некуда. Изнасиловали вдвоем, ножом истыкали, палец отрезали, уши…
У Волка потемнело в глазах. Он представил изрезанную Нину, присыпанную строительным мусором на пустыре…
– Кто?! Кто это сделал?!
– Спроси чего полегче. Только что-то тут странное… Какая-то бравада звериная, блатной почерк. Кольцо и серьги можно спокойно снять, зачем уши и палец резать? Они показать что-то хотели, вот в чем тут дело! Ты эти украшения помнишь? – продолжал Фомин. – Мне точные приметы нужны, для ориентировок.
– Да откуда мне помнить, – хрипло ответил Волк, сглотнув ком. – Я и внимания на них не обращал… Хотя…
И вдруг он вспомнил. Нинка как-то хвасталась кольцом и сережками и буквально заставила его рассмотреть эти вещицы.
– Кольцо такое, будто плетеное, с тремя камешками. А серьги похожи, но погрубее. И камешки россыпью.
– Точно! – оживился Фомин. – И сестра так же описала. Кольцо старинное, вроде с бриллиантами. От бабки. Она его как раз на безымянном пальце левой руки всегда носила, размер маленький был, потому и не снимала.
– А чего, бабка у нее графиня была? Откуда у бабки бриллианты?
Фомин пожал плечами:
– Может, краденые. А может, в войну на хлеб выменяла. Но это все лирика. Ты лучше скажи: ей кто-нибудь угрожал?
– Какой-то узбек, – кивнул Волк. – Дружок ее прежнего хахаля. За то, что с ментом связалась.
– Узбек? – Фомин задумчиво покачал головой. – Но за это не убивают.