Сказки и были Безлюдных пространств

Максим заметнее прежнего шевельнул губами. Не то ше­потом скомандовал: «Марш…», не то позвал: «Мама…»

Вот в том-то и дело, малыш. Где твоя мама…

Проснулся полковник рано. Царапал горло кашель, боле­ло внутри. Однако ванна и бритье с горячей водой оказались блаженством. За дверью номера уже стояли два клетчатых портшеза, в которых оказалось все, что нужно дядюшке и племяннику.

«Племянник», однако, проспал почти до полудня. Нако­нец полковник растолкал его и прогнал в комнатушку, где над обширной эмалевой ванной выжидательно сопели кра­ны. Сказал в закрывшуюся дверь:

— Отмывайся добела, наследник. А то попрошу хозяйку, чтобы самолично отскребла ваше высочество терками и щет­ками.

— Еще чего!..

Через полчаса, полных плеска, бульканья и радостных повизгиваний, Максим появился, закутанный в простыню, с торчащими сосульками волос.

— О-о, какой вы, господин полковник!

— Не «полковник», а «дядюшка».

— Ой, да… и правда дядюшка.

Полковник был в полосатом костюме с жилетом, в свет­лой сорочке с пышным галстуком и в башмаках с белыми чехлами. Не то владелец магазина, не то важный конторщик из банка. Усы расчесаны, седоватые волосы — с ровным про­бором. Максим не удержался, хихикнул.

— Нечего потешаться над старым дядюшкой. Облачайся-ка и ты в цивильный наряд. Вон там он, в сумке… — И пол­ковник сделал равнодушное лицо.

Полковнику думалось, что, наверно, успевший повоевать и привыкший к боевой кирасирской форме мальчик постес­няется влезать в школьный костюмчик. Однако Максим, на­певая под нос, привычными движениями натянул длинные черные чулки и синие суконные штанишки. Ловко бросил на себя через голову голубую блузу с флотским воротником и галстучком. С бодрым зубовным скрежетом расчесал перед высоким зеркалом сырые волосы. Глянул на себя с одобрением, а на отраженного в зеркале полковника — чуть ли не с вызовом: «Да, я такой. Это вам непривычен штатский наряд, а мне — в самый раз, я мальчик».

Потом он сунул ноги в желтые ботинки с кнопками. Обувь оказалась впору. Слегка громоздкая на вид, она была, однако, легкой и удобной в беге. Максим крутнулся на каб­луке и предстал перед дядюшкой. Тот улыбнулся в усы.

— Что, суб-корнет, иногда приятно вспомнить детство? Максим глянул удивленно, будто спросил: «А разве оно кончилось?» Он ловко отвернул под колено левый чулок — нынешняя мальчишечья мода, которую не одобряли учителя, а все школьники столицы считали признаком особого шика и смелости. Взял со стола круглую соломенную шляпу со школьной лентой. Примерил так и сяк, отогнул по-мушке­терски один край.

— Ну-с, братец. Теперь ты и вправду как настоящий гим­назист.

Мальчик ответил прежним удивленным взглядом:

— А кто я на самом деле?

— Ну да, ну да… Давай-ка прогуляемся и позавтракаем в каком-нибудь ресторанчике. Точнее говоря, пообедаем…

6

Тощий, гладко причесанный хозяин ресторанчика «Гор­ный воздух» был словоохотлив и, можно сказать, интелли­гентен. Изъяснялся длинными правильными фразами.

— Помилуйте, сударь, — вздохнул он в ответ на вопрос полковника. — О каких новостях может идти речь? Мы живем как в отдельной вселенной. Если половина грешной нашей планеты отколется и улетит в мировое пространство, мы узнаем об этом последними…

— Поэтому и закрыты все газетные киоски?

— Они открываются позже, после обеда. Что в них прода­вать? Прошлогодние журналы и старые календари? Газеты попадают к нам от случая к случаю. Два раза в неделю выхо­дит местная, но что она может сообщить? Известие о кошке, застрявшей в каминной трубе в доме городского судьи, да о проделке местных озорников, которые выдумали самодель­ный порох и выпалили из старинной пушки у памятника генералу Дай-Каррату. Это был самый громкий случай за пос­ледний год.

— Настоящим же порохом, как я понимаю, не пахнет?

— Слава Всевышнему!.. Дороги, ведущие сюда, не при­способлены для войны. Да и кому мы нужны, чтобы устраи­вать здесь штурмы и осады! Исконно мирный край. Ученые говорят, что сам воздух здесь имеет особые свойства. Все гости Верхнего Саттара через неделю по прибытии обретают полное спокойствие духа и перестают проявлять интерес к событиям остального мира. Правда, сейчас приезжих немно­го, но те, кто есть, ведут совершенно безмятежный образ жизни… Не поверите, сударь, но даже известие о падении столицы и гибели Великого герцога (вечная ему память) взволновало здесь всех не более, чем весть о наводнении в Китае… Хотя должен сообщить, что город наш по традиции всегда верен монархии…

— Разве в городе до сих пор нет телеграфа?

— До недавнего времени действовал семафорный, но те­перь… сами понимаете. В прошлом году проложили кабель, но не из столицы, а из-за реки, так что телеграммы приходят кружным путем, через заграницу. С великим опозданием… Завтрак или обед, господа?

— Пожалуй, обед.

— Могу предложить суп с шампиньонами, котлеты из ин­дейки, салат с креветками и мороженое «Сокровище гномов» с медом и орехами. Особенно для молодого человека. Это мо­роженое — наш фирменный продукт. Пользуется колоссаль­ной популярностью у наших юных горожан. Пришлось от­крыть для детишек особый кредит. А вам, юноша, угощение бесплатно, на память о знакомстве с нашим заведением. Причем в любом желаемом количестве.

— Вы рискуете разориться, — вежливо сказал Максим.

— Ничуть! Опыт показал, что никто не может осилить за раз более трех порций «Сокровища»… Сядете в зале или на веранде, господа?

— На воздухе, — решил полковник.

Хозяин сам обслужил гостей. Веранда с мраморными сто­ликами была почти пуста. Лишь в дальнем ее конце два маль­чика в таких же, как у Максима, костюмах и девочка в жел­том платье с оборками молча уплетали мороженое. Видимо, то самое «Сокровище гномов». Проходя мимо, хозяин погла­дил одного мальчишку по голове.

Глядя хозяину вслед, полковник задумчиво сказал:

— Не нравится мне этот господин.

— Мне тоже, — отозвался Максим, налегая на вкусный салат. — Но он же ни о чем не расспрашивал, только сам бол­тал.

— Да. И поглядывал. Впрочем, ладно. Мы здесь не за­держимся. Погуляем, посмотрим на тихую жизнь — и назад. — При этом полковник потрогал ногой стоящий у стула портфель, с которым не расставался. В портфеле, кроме бритвы и всяких мелочей, лежал длинный револьвер «барт» с горстью запасных патронов…

После обеда пошли наугад по улицам, как и положено беззаботным туристам. Улицы — тесные, мощеные. Дома — с лепными фигурами на фасадах, с витыми решетками балко­нов и мозаиками. Старина. Максим вертел головой, здесь было совсем не похоже на столицу. Иногда каменные тротуа­ры выводили на крохотные площади с часовнями, колодцами или чугунными бюстами. Порой попадались навстречу сте­пенные тетушки с корзинами и босые беззаботные мальчиш­ки, которые гнали по плитам прыгучие обручи от бочек.

Зашли в парикмахерскую, где молчаливый (не в пример хозяину ресторана) мастер подстриг отросшие мальчишкины волосы, окончательно превратив Максима в образцового «дядюшкиного племянника». Максим подчинялся с удоволь­ствием. Сегодня он как бы вновь открывал для себя ласковые мелочи полузабытой прежней жизни: цветастые фаянсовые тарелки в ресторане, мороженое (хватило одной порции), легкость матросской блузы и ребячьих башмаков, витрины с игрушками, щелкающее касание парикмахерских ножниц, одеколон, свежесть полотенца…

— Осторожнее, мальчик, не верти головой.

А как не вертеть, если за зеркальными окнами проехал самоходный экипаж с трескучим мотором (кажется, единст­венный в городе, такие и в столице-то редкость). А когда проехал… да ладно, ерунда…

От парикмахерской улица Стрекоз привела путешествен­ников на площадь пошире других. По краям росли столетние ясени и стояли скамейки.

На площади шумно резвился десяток мальчишек. Вся­ких. Одни «благопристойного» вида, другие — довольно по­трепанные, «уличные», но все одинаково голосистые и без башмаков. Потому что во время игры им то и дело приходилось бегом пересекать бассейн фонтана. Бассейн был широ­кий, квадратный, с бронзовыми русалками на каждом углу, которые лили из раковин шумные струи. Мальчишки прыга­ли с гранитного ограждения и с хохотом, с криками мчались к другому краю — в брызгах и радугах. Уворачивались от красного мяча, который кидали другие, с «берега». Пожилой, с перетянутым портупеей круглым животом полицейский добродушно наблюдал за игрой, не находя в ней ничего пред­осудительного (это же не пушка с порохом).