— Догадываются. Они даже сумели извлечь из неё кое-какие сведения. Именно поэтому не стоит давать им шанс получить остальное.

— А почему ты назвал Книгу «телом ключа»? — спросил я. — По нукуманским понятиям всё, у чего есть тело, обладает и разумом и душой. Только что ты упомянул о второй составляющей…

— А о третьей я ничего не знаю, — сказал Имхотеп.

— Хорошо, спрошу по-другому: вещь, которая содержит в себе «тело ключа», его «разум» и «душу», сама по себе есть ключ. Но ключ от чего?

— От одной из небесных Колесниц Надзирателей.

Я знал эту историю. Она лежала в основе нукуманского учения о сотворении мира.

Однажды Предвечный Нук, бродя в пустоте среди звёзд сотворённой им Вселенной, увидел планету, которая ему понравилась больше других. Надо сказать, что нукуманский бог, в отличие от иных подобных персонажей, не творил планеты и звёзды по отдельности. Он создал Пустоту — полуживую, почти одушевлённую, потом отдал ей приказ, и Пустота, повинуясь призыву Нука, произвела из себя всё своё наполнение самостоятельно. Поэтому на второй день творения Нуку пришлось произвести нечто вроде инвентаризации, давая имена множеству небесных тел.

Так вот, приглянувшаяся ему планетка оказалась настолько хороша, что Нук захотел иметь таких несколько; но не мог нарушить ранее изданный им же закон, согласно которому всё сотворённое должно быть уникальным. Тогда он издал другой закон, позволяющий обойти первый — любое событие в избранном мире может иметь последствия не в одном, а сразу в восьми вариантах. Насколько я помню, Генка Ждан называл это эволюцией одного материального тела в разных временных каналах. Нетрудно догадаться, что избранной планетой оказался Додхар. Ещё легче предположить, что его копиями в зародившихся параллельных вселенных стали Земля, Парадиз, Кийнак и ещё четыре планеты, жизнь на которых отныне пошла по своему собственному пути. У каждой из них оказался один экземпляр первоначального додхарского солнца и комплект соседок по системе. А дабы столь необычная и сложная конструкция не развалилась, Предвечный Нук поместил в её средину под видом обычного небесного тела некий агрегат с таинственными функциями, который одновременно служил бы ему в качестве загородной резиденции в дни посещения планеты-избранницы — оттуда он мог бы наблюдать за развитием всех её версий. Это и была Луна.

В нукуманской модели Мироздания ей отводилось почётное центральное место — вокруг располагались восемь планет, образовывавшие Великий Обруч Миров; к ним от Луны тянулись тонкие спицы, символизирующие неразрывную невидимую связь сущего. Говорят, что вглядываясь в сей загадочный символ, патриарх Тей изобрёл колесо, компас, солнечные часы и прочие полезные вещи.

Не желая оставлять своё хозяйство без присмотра на время отлучек, Предвечный Нук приставил к каждому из миров Надзирателей. Им вменялось в обязанность каждодневно совершать объезд или, скорее, облёт подконтрольной территории на Небесных Колесницах. На фресках в замке Орекса эти колесницы подозрительно напоминали космические корабли. И вот теперь Имхотеп уверял меня, что Книга является ключом к одной из них.

Я закрыл глаза и попытался сопоставить одно с другим, но получил лишь воображаемую картинку большого висячего замка на входном люке «шаттла». Или Имхотеп имел в виду что-то вроде ключа зажигания? Не знаю. У космического корабля вообще может быть ключ зажигания?

Как бы там ни было, восьмёрка миров с Луной посредине благоденствовала до тех пор, пока в дело не вмешался антипод Предвечного Нука — Нечистый Фех. Так уж повелось, что ни одна религия не может обойтись без главного злодея. Для начала Фех заманил Надзирателей в свой подземный дворец и опоил их волшебным зельем до такой степени, что они позабыли свои обязанности. Потом Фех принялся бесчинствовать на просторах Обруча, наиболее преуспев в окрестностях Додхара, чем нукуманы и объясняли факт исчезновения всех остальных планет системы, кроме неприкосновенной Луны. Приведя небеса в беспорядок, противник Нука приступил к вербовке сторонников на Додхаре. Его тогда населяли тыквоголовые, бывшие, в общем и целом, неплохими существами. Однако, не устояв против козней Нечистого, они ему подчинились, произведя на свет яйцеголовых. Эти стали уже верными слугами Феха, но не все. Избранные сохранили память о предвечном Нуке. Они и положили начало расе нукуманов — Воинов Бога.

Глава 10

Я не хотел гадать, кем могли в действительности являться Надзиратели — высокоразвитой расой из глубин космоса или взаправдашними слугами реального творца Вселенной. Последний вариант, каким бы неправдоподобным он ни казался, не следовало оставлять без внимания. Тем более что человек, хоть раз в жизни видевший рувима, стоящего на страже возле пирамиды, охотно поверил бы в возможность существования и более необычных созданий, чем те, чьи корабли нуждались в ключах зажигания.

Я всё думал, о чём бы ещё расспросить Имхотепа, но все умные вопросы разбежались из моей головы. Больше всего мне хотелось пойти в свою комнату и проверить сохранность Книги. Я не Предвечный Нук, но тоже не люблю надолго оставлять без присмотра своё самое дорогое. А недоверие, которое я по-прежнему испытывал по отношению к Книге, ничуть не уменьшало её ценности. В свете моих новых знаний, награда в пять тысяч галет, предлагаемая за неё умниками из Субайхи, казалась просто смешной. Единственный, кто годился на роль моего личного Надзирателя, был Тотигай, однако сейчас он валялся здесь, на прохладных каменных плитах пола в общем зале, обожравшись до изнеможения. Зная, что рядом в бодрствующем состоянии находимся мы с Бобелом, да ещё и сам Имхотеп, кербер позволил себе заснуть со всеми удобствами, слегка распустив в стороны свои кожистые крылья. Бобел уже успел насытиться и сидел на своём табурете в позе Роденовского мыслителя. Имхотеп смотрел куда-то мимо меня своим обычным задумчиво-бесстрастным взглядом. Я не помню, сколько времени прошло, пока мы сидели таким образом — тоже слишком глубоко задумался. Самым лучшим было бы отправиться на ферму к Лике, отдохнуть у неё дня три, а потом…

Серия особо громких воплей со стороны подиума вернула меня к действительности. Мы с Бобелом посмотрели в ту сторону, даже Тотигай открыл один глаз, но никто из нас не понял, что вызвало восторг попрыгунчиков. Какая-то девчонка танцевала совершенно обнажённой прямо на столе, за которым сидел их предводитель. Может, она что-нибудь выкинула. Или одна из тех двух, что продолжали извиваться на подиуме.

Пока мы скучали в своём углу, парни Прыгуна развлекались вовсю. Желая привнести нечто новое в процесс казни, они поставили у подножия креста маленькую жаровню с углями. Ноги злосчастного проповедника находились в непосредственной близости от её края. Он уже не кричал, только тихонько скулил, что было едва слышно за общим шумом. По мере того, как мышцы рук слабели, его тощее тело обвисало ниже и ниже. Он совсем ослабел и не мог больше подтягиваться вверх, а при таком положении грудная клетка всё сильнее давила на лёгкие, сжимая их, как мехи гармошки. Не очень-то и покричишь, хотя для его ног жар от углей внизу, должно быть, был нестерпимым. По залу пополз душок палёного мяса, народ стал возмущаться, и жаровню убрали. Попрыгунчики завопили что-то неразборчивое и выбросили на помост стул. Одна из стриптизёрш со смехом наклонилась, подобрала стул, встала на него рядом с висящим на кресте проповедником и присосалась к его губам в поцелуе, совершенно заглушив стоны бедняги.

Мерзавцы внизу восторженно завыли и зааплодировали. Для меня это оказалось уже слишком. Помочь я бедняге ничем не мог, да и не люблю я проповедников, тем более таких, которые болтают о всеобщей любви. Но нельзя же мучить так человека, одновременно ещё и потешаясь над ним.

Девчонка на стуле была слева — она изогнулась, оставляя тело распятого открытым, но заслоняя его голову своей. Я встал из-за стола, достал пистолет, тщательно прицелился, чтобы не задеть эту глупую шлюху и, не дай бог, не убить сразу двоих, и выстрелил проповеднику в сердце.

×
×