Человеческий фактор

– Присяжные на основании таких улик никогда не вынесли бы приговора.

Приговора? Но у него же нет никаких доказательств – и это показало вскрытие, – что Дэвис умер неестественной смертью: цирроз печени влечет за собой естественную смерть. Он пытался вспомнить, что сказал ему доктор Персивал в тот вечер, на охоте. Дэйнтри тогда перебрал, как перебрал и сегодня утром, потому что чувствовал себя не в своей тарелке среди этих непонятных ему людей, и Персивал, зайдя к нему в комнату без приглашения, говорил что-то о художнике по имени Николсон.

Дэйнтри не притронулся к сыру: он отнес его вместе с грязной тарелкой на кухню – или кухоньку, как ее бы назвали сегодня: там мог поместиться всего один человек. Он вспомнил просторную кухню в подвальном этаже дома неприметного священника в Суффолке, куда судьба забросила отца после битвы за Ютландию, и вспомнил, как небрежно высказался Баффи насчет тайны исповеди. Отец Дэйнтри никогда не одобрял исповеди, как и исповедальни, которую установил священник высокой церкви в соседнем приходе, давший обет безбрачия. Отец считал исповедь – если к ней вообще прибегали – делом второстепенным, поэтому иной раз люди приходили исповедоваться к матери Дэйнтри, которую очень любили в деревне, и он слышал, как она передавала эти исповеди отцу – без преувеличений, злорадства или беспощадности. «По-моему, тебе следует знать, что рассказала мне вчера миссис Бейнс».

Стоя у кухонной раковины, Дэйнтри произнес вслух – это стало все больше входить у него в привычку:

– _Не было_ настоящих улик против Дэвиса.

Он чувствовал, что повинен в бездействии, – он, человек немолодой, приближающийся по возрасту к отставке… отставке от чего? Просто одно одиночество он сменит на другое. Ему захотелось вернуться назад, в дом священника в Суффолке. Захотелось пройти по длинной дорожке, заросшей травою и окаймленной лаврами, которые никогда не цвели, и войти в дом. Даже холл там был больше всей его квартиры. На вешалке слева висели в ряд шляпы, а справа в медной подставке стояли зонты. Он пересек холл и очень тихо открыл дверь, что была перед ним, – там на обтянутом ситцем диване сидели, держась за руки, его родители, так как думали, что они одни. «Подать мне в отставку, – спросил он их, – или подождать, пока возраст не выйдет?» Он прекрасно знал, что оба они ответят: «Нет»; отец ответит так, потому что капитан крейсера, где он служил, обладал в его глазах чем-то вроде божественного права королей, а значит, и командир сына лучше всех знает, как быть; ну а мать… она всегда говорила деревенской девчушке, не поладившей с хозяином: «Не спеши. Не так легко ведь найти другое место». Отец, бывший флотский капеллан, веривший в своего капитана и в Бога, дал бы сыну достойный христианина ответ, а мать дала бы совет практичный и жизненный. Сумеет ли он, выйдя сейчас в отставку, найти себе другую работу, удастся ли ему преуспеть в этом больше, чем прислуге в маленьком поселке, где они жили?

Полковник Дэйнтри вернулся в гостиную, продолжая держать грязную вилку в руке. Впервые за многие годы он знал номер телефона дочери – она прислала ему свою карточку после свадьбы. Это была теперь единственная нить, которая связывала его с ее повседневной жизнью. Быть может, удастся, подумал он, получить приглашение к ней на ужин. Сам он напрашиваться не станет, но если она предложит…

Голос, раздавшийся на другом конце провода, был ему незнаком. Он спросил:

– Это шесть-семь-три-десять-семьдесят пять?

– Да. Вам кого? – Голос принадлежал мужчине – незнакомому.

Дэйнтри растерялся и забыл все имена. Он ответил:

– Миссис Клаттер.

– У вас не тот номер.

– Извините. – Он повесил трубку. Конечно, надо было сказать: «То есть миссис Клаф», но было уже поздно. А незнакомец был, по-видимому, его зять.

– Ты не рассердился, что я не смогла пойти? – спросила Сара.

– Нет. Конечно нет. Я сам не смог – у меня была встреча с Мюллером.

– А я боялась, что не успею вернуться до того, как Сэм придет из школы. Он бы тогда спросил меня, где я была.

– Так или иначе, ему же надо будет когда-то об этом узнать.

– Да, но еще успеется. Там было много народу?

– Не так много, по словам Синтии. Конечно, был Уотсон, как глава сектора. Доктор Персивал. Шеф. Шеф хорошо поступил, что пошел. Ведь Дэвис не занимал такого уж большого положения в Фирме. Ну, и еще был кузен Дэвиса – Синтия считает, что это был кузен, потому что он пришпилил себе на рукав черную повязку.