75  

– Не этот стих. Я его не понимаю.

– Ну а какой же тогда?

– Есть тут один такой про человека…

– Про фонарщика?

– Нет, не этот.

– А что человек делает?

– Не знаю. Там темно.

– Ну, по этой примете трудно искать.

Кэсл стал листать книжку назад – в поисках мужчины, который что-то делает в темноте.

– Он еще едет на лошади.

– Вот это? – И Кэсл прочел:

  • "Лишь звезды блеснут, я луна взойдет,
  • И ветер задует ночной,
  • Во тьме и сырости ночь напролет…"

– Да, да, вот это.

  • "Он скачет туда и сюда,
  • Свет погас, смолк последний звук,
  • Зачем он все скачет и скачет вокруг?"

– Читай же. Почему ты остановился?

  • "Когда стонут деревья, ветер ревет
  • И швыряет волна корабли,
  • Неподвластный небу, он мчится вперед,
  • Словно в черный омут земли.
  • Он галопом промчится, не зная преград,
  • И тем же галопом вернется назад".

– Вот этот стих. Этот стих я люблю больше всего.

– Немного страшноватый, – сказал Кэсл.

– Потому я его и люблю. А у того человека есть маска из чулка?

– Здесь же не сказано, Сэм, что он грабитель.

– Тогда почему он скачет мимо дома туда и сюда? А лицо у него такое же белое, как у тебя и у мистера Мюллера?

– Тут ничего об этом не сказано.

– По-моему, он черный – черный как шапка, черный как кошка.

– Почему?

– По-моему, все белые боятся его и запираются в доме, а то он придет с таким большим ножом и перережет им горло. Медленно так, – добавил мальчик со смаком.

«Сэм выглядит сегодня каким-то особенно черным», – подумал Кэсл. Он обнял мальчика, словно стремясь от чего-то его уберечь, но ему же не уберечь его от жестокости и мстительности, которые начинали пробуждаться в детской душе.

Кэсл прошел в свой кабинетик, отпер ящик и достал соображения Мюллера. Озаглавлены они были: «Окончательное решение проблемы». Мюллер, видимо, без колебания произнес эту фразу при немцах, и предложенное им решение явно не было отвергнуто – они по-прежнему готовы были его обсуждать. И снова, как наваждение, перед мысленным взором Кэсла возникла та картина: умирающий ребенок и стервятник.

Он сел и тщательно переписал соображения Мюллера. Он даже не стал утруждать себя и перепечатывать их. Анонимность машинки, как показало дело Хисса, крайне относительна, да и вообще у Кэсла не было желания принимать элементарные меры предосторожности. Зашифровать документ по книге он не мог, так как распростился с этим в своем последнем донесении, закончив его словом «Прощайте». Сейчас, написав название «Окончательное решение проблемы» и тщательно переписав весь текст, он впервые почувствовал свою солидарность с Карсоном. В такой момент Карсон пошел бы на крайний риск. Вот и он сейчас, как сказала однажды Сара, «зашел слишком далеко».


Кэсл еще не спал, когда в два часа ночи раздался крик Сары.

– Нет! – кричала она. – Нет!

– Что случилось?

Ответа не последовало, но когда Кэсл включил свет, он увидел, что ее глаза широко раскрыты от страха.

– Тебе снова приснился плохой сон. Это же был только сон.

Она сказала:

– Это было ужасно.

– Расскажи мне. Ты больше никогда не увидишь этого сна, если быстро расскажешь его, пока не забыла.

Он чувствовал, как она дрожит, прижавшись к нему. И ему начал передаваться ее страх.

– Это же был, Сара, всего только сон, расскажи мне его. Выброси из себя.

Она сказала:

– Я сидела в поезде. Он начал отходить от вокзала. А ты остался на платформе. Я была одна. Билеты были у тебя. И Сэм остался с тобой. Ему было как бы все равно. А я даже не знала, куда мы собирались ехать. Тут я услышала, как в соседнее купе вошел контролер. А я знала, что еду не в том вагоне: это был вагон для белых.

– Ну вот теперь, когда ты рассказала мне сон, он больше к тебе не вернется.

– Я знала, что контролер скажет: «Убирайся отсюда. Тебе здесь не место. Это вагон для белых».

– Это же, Сара, только сон.

– Да. Я знаю. Извини, что разбудила тебя. Тебе ведь надо высыпаться.

– Немного похоже на сны, какие видел Сэм. Помнишь?

– Мы с Сэмом все время помним о цвете нашей кожи, верно? И это сознание преследует нас и во сне. Я иногда вот думаю, может, ты любишь меня только из-за цвета моей кожи. Но ведь если бы ты был черным, ты не полюбил бы белую женщину только потому, что она белая, верно?

– Нет. Я же не житель Южно-Африканской республики, который отправляется на уик-энд в Свазиленд. Мы с тобой знали друг друга около года, прежде чем я влюбился в тебя. Это пришло постепенно. В течение всех этих месяцев, что мы с тобой тайно сотрудничали. Я ведь был, так сказать, «дипломатом» – в полной безопасности. А ты рисковала всем. Мне не снилось кошмаров, но я, бывало, лежал без сна и думал, придешь ты на очередную встречу или исчезнешь и я никогда не узнаю, что случилось с тобой. В лучшем случае, может, получу от кого-то сообщение, что контакт закрыт.

  75  
×
×