Полина Сергеевна

– Нам нельзя раскисать, – сказала она мужу перед приходом сына.

– Согласен, – ответил Олег Арсеньевич.

– И горячиться, бить наотмашь.

– Постараюсь.

– Очень постарайся, Олег! Сын наломал дров, так хоть ты не будь дровосеком, не увеличивай завалов, иначе потом не сможем их разобрать.

Когда приехал Сенька, родители пытливо всматривались в его лицо, словно хотели прочитать: они ошиблись в его почти-ненависти, сын, как прежде, их любит, не перечеркнул их. Сенька выглядел взволнованным, но его волнение быстро улеглось.

– Мама, как ты?

– Хорошо. Уже хорошо, спасибо!

Сенька облегченно перевел дух. И на его лице снова появилось выражение готовности к отпору, настороженное ожидание агрессии.

– Нам нужно поговорить. – Полина Сергеевна сдержала вздох разочарования. – Спокойно и без лишних эмоций поговорить.

– Пожалуйста! – пожал плечами сын. – Но я своего решения не изменю.

– Арсений, ты не можешь жениться, тебе только семнадцать лет, – напомнила мама.

– В августе исполнится восемнадцать, тогда и распишемся, а пока будем жить так… но вместе.

– А поступление в университет? Ты собираешься получать высшее образование?

– В общем… – замялся Сенька. – Да, конечно, если получится…

– Не понимаю, – нахмурилась Полина Сергеевна. – Как это «в общем, если получится»?

Олег Арсеньевич хранил молчание. Оно ему давалось тяжко, потому что на каждое заявление сына с губ был готов сорваться саркастический комментарий.

– Я же теперь как бы… должен… семья… ребенок, – не мог внятно выразиться Сенька.

– Он хочет сказать, – пришел на выручку отец, – что у него теперь семья, ребенок будет. Надо зарабатывать, содержать.

– Да, папа! – с вызовом подтвердил сын. – И я…

– И он, – перебил Олег Арсеньевич, – пойдет вагоны разгружать, чтобы обеспечить свою семью.

Полина Сергеевна испугалась, что снова вспыхнет ссора.

– Я вас прошу! Обоих! Убедительно прошу! Не повышать голоса, не нервничать! Без крайних эмоций, пожалуйста! Или я снова свалюсь с сердечным приступом, – добавила она тихо.

Отец и сын какое-то время молчали, давили в себе рвущиеся наружу обидные и хлесткие слова.

А потом сын спросил:

– Помнишь, папа, ты говорил о наших актрисах, которые великолепно сыграли матерей, настоящих русских женщин… и еще эта… которая в «Спокойной ночи, малыши!»?

– Помню, – удивился Олег Арсеньевич, – и что?

– Ты говорил, что все они в личной жизни не состоялись как матери, как жены, типа как идеальные.

– Какого типа? – Олег Арсеньевич не мог понять, куда клонит сын.

Полина Сергеевна помнила ту беседу. Говорили на тему «гений и злодейство» и близкую к ней, про «не создай себе кумира», про то, что реальная жизнь отличается от киношно-книжной, но и должна отличаться, что нельзя требовать от создателя идеала в творчестве идеальности в личной жизни… Ах, какие у них были хорошие, умные беседы! И все в прошлом? Представить себе Юсю, рассуждающую о ролях Сазоновой или Мордюковой! «Так у нее сын был наркоман и скопытился! Жесть!» – заявила бы Юся, наверняка падкая до грязной сенсационности.

– «Типа» – это просто артикль современный, – пояснил Сенька. – Забудь. Если все из себя прекрасные героини в реальной жизни были неудачницами, то почему ты не допускаешь обратной ситуации?

– Какой обратной? – по-прежнему не понимал Олег Арсеньевич. – И при чем тут твоя женитьба на травоядной Юсе?

– А мы, конечно, млекопитающие! – мгновенно вспылил Сенька. – Венец природы! Вы не знаете Юсю, а судите! Она будет прекрасной матерью! Мама, ты сама раньше говорила! Моего ребенка! Подчеркиваю: моего ребенка, вашего внука. Юся будет учиться, она способная, просто ей раньше не везло, – горячо убеждал Сенька. – У меня в планах… но это потом. А главное! Вы мне не доверяете! Почему вы мне не доверяете?! – петушиным фальцетом воскликнул Сенька.

«Потому что ты еще маленький!» – хотелось ответить Полине Сергеевне.

«Потому что ты ведешь себя и говоришь как идиот!» – вертелось на языке Олега Арсеньевича.

Родители промолчали, и ободренный Сенька продолжил, волнуясь, пересыпая слова в предложениях новомодными артиклями «типа» и «как бы». От этого его речь становилась смешной и даже приобретала противоположный смысл. Но этого никто не замечал.

– Меня что больше всего типа обижает? Что вы как бы мне не доверяете! Я типа понимаю, что вы как бы в трансе, но у меня типа своя жизнь… Черт! – беспомощно скривился Сенька.

– Не волнуйся, сыночек! – попросила мама.

– Говори толком, – призвал отец. – Твои ближайшие планы? Жениться в августе, это мы усвоили. А в ближайшей перспективе?

Сенька был настроен на долгое противостояние и ближайшие планы явно не продумал.

– Ну… это…

– Как бы, типа, – усмехнулся отец.

– Мы придем к вам завтра с Юсей? – предложил Сенька. – Вы ее увидите! Вы все поймете.

– Хорошо! – быстро согласилась Полина Сергеевна, пока у мужа не кончился запас обещанного терпения. – А сейчас ты пойдешь в ванную, помоешься и сменишь одежду. После ужина займешься подготовкой к выпускным экзаменам. Арсений, школьные экзамены никто не отменял! Думаю, Юся поймет и переживет твое отсутствие.

– Зачем ей муж с незаконченным средним образованием? – съязвил отец.

– Олег! – повысила голос Полина Сергеевна.

– Молчу! Иди мыться, жених!

* * *

В понедельник Полина Сергеевна пришла на работу как всегда подтянутой, аккуратно накрашенной. Но Вера Михайловна сразу увидела, что у подруги что-то случилось, что она сохраняет лицо при глубочайших внутренних переживаниях.

В их отделе было три ставки. Коллеги называли референтуру «два плюс один», потому что две ставки последние шестнадцать лет занимали Полина и Вера, они же Полина Сергеевна и Вера Михайловна, а на третью должность присылали, устраивали чьих-нибудь дочек, жен, сестер и прочих персон женского пола с дипломом о высшем образовании и без планов посвятить себя реферированию достижений современной биологии. Временщицы просиживали тут полгода, несколько месяцев, самое большее – два года. Полина Сергеевна и Вера Михайловна между собой называли стол и кресло третьей сотрудницы «свято место». Их, конечно, не могло не уязвлять, что дамочка на «свято месте» получает ту же зарплату, ничего не делая или делая менее десяти процентов от их выработки. Однако академическая среда не терпит меркантильного крохоборства, а в эту среду Вера Михайловна и Полина Сергеевна с их благородной интеллигентностью были впаяны прочно.

Нынче «свято место» занимала Ксюша – племянница, как она называла себя, «дяди депутата». Ксюшу после окончания российского университета не удалось сразу втолкнуть в заграничный колледж, она ждала, когда дядя выполнит свой родственный долг. «В Кембридж или в Оксфорд – мне по барабану», – говорила Ксюша. В отличие от заносчивых и откровенно неприятных персонажей, которых Вера и Полина перевидали в изобилии, Ксюша, со всеми скидками, была милой девушкой. Безалаберной, азартной (большую часть рабочего времени резалась в компьютерные игры), безапелляционной, скорой на выводы, фонтанирующей абсурдными идеями, наивной, но считающей себя страшно умной и опытной. Однако в ней не было гнильцы подлости, интриганства, тяги к стравливаниям и провокациям – этого добра Вера и Полина насмотрелись вдоволь.

В здании шел ремонт, Вере Михайловне и Полине Сергеевне некуда было удалиться, чтобы поговорить наедине.

– Ксения Эдуардовна! – подошла к столу молодой сотрудницы Вера Михайловна и положила стопку журналов (к святоместным всегда обращались по имени-отчеству, обозначали дистанцию). – Здесь несколько статей по радиохромному составу раковин моллюсков. Будьте добры, основываясь на уже полученных результатах наших ученых, подготовить для них данные зарубежных коллег.

– Я? Моллюсков? – оторопела Ксюша.

– Вы. Моллюсков, – подтвердила Вера Михайловна.