Полина Сергеевна

Полина Сергеевна спрятала улыбку. То, что предлагала подруга, было абсурдно – и по формулировке, и по невозможности исполнения.

Верочка – уникальная женщина, сверхъестественно прекрасный человек, второй такой не существует – чуткая, тонкая, нежная подруга. И то, что ее личная жизнь в корне отличалась от жизни Полины Сергеевны, не мешало им, напротив, добавляло в отношения оттенки другой палитры. Хотя жизненный старт у Веры и Поли был одинаков – обе (в разных вузах) провалились в аспирантуру. Научный руководитель Веры стал ее избранником, первым мужчиной, первой и единственной любовью. Фанатик и раскольник от науки, накануне защиты своей диссертации (и Вериного поступления в аспирантуру) он вдруг все бросил, занялся математической физикой и два года корпел над премудростями, в которых разбирались считанные люди на Земле. В это время его семья: жена и дочери-близнецы – влачила полунищенское существование. Вера, объективно говоря, любовница, которую научный руководитель (старый профессор) научного руководителя (любовника) пристроил в референтуру, отстегивала от своей крохотной зарплаты близняшкам на колготки. Потом избранник все-таки защитился. Это был фурор! Новое направление в биологии, стык наук! Материально стало легче. Фактически, с точки зрения теоретической биологии, – ситуативный тупик. Чтобы понять ход мысли, необходимость исследований, экспериментов Вериного избранника, нужно было пройти его путь, освоить досконально две науки, не стоявшие на месте. Такие люди, по пальцам пересчитать, на планете были, но у них не имелось денег и рекламой они не владели. Дальнейшая жизнь Игоря Петровича, Вериного избранника, гения без преувеличений, напоминала ковыряние гвоздем в стене, в то время как он мечтал пробить туннель в толще гранита. Случались удачи – выигрывал грант, создавал лабораторию, подбрасывал деньги экзальтированный олигарх, приглашали читать хорошо оплачиваемые лекции в европах и америках. Но все это были муравьиные шаги. Как в детской игре. Сколько до цели: три гигантских или десять муравьиных? Ему доставались только муравьиные. Близняшки росли. Вера и жена ученого старели. Поразительно, но жена о существовании Веры не подозревала. Жена часто пребывала в депрессии. Вере было проще, меньше нагрузка. Вера держалась: подбадривала, вселяла, призывала, восхищалась, говорила о мировой роли. Правильно говорила, но у Игоря Петровича случилось два инфаркта, высокое артериальное давление плохо поддавалось лекарствам.

Свободное время, которого от прихода до ухода Игоря Петровича имелось в избытке, Вера тратила на чтение. Она была энциклопедически образованна. Если Вера не знала ответа на вопрос Поли или других коллег, то на следующий день, подковавшись, она могла рассказать историю предмета в деталях. Собственными идеями, мыслями Вера не могла похвастаться. Да и куда им было втиснуться, когда мозговое пространство плотно утрамбовано гениальными достижениями прошлого.

– Полинька, что у тебя случилось? – спросила Вера Михайловна. – Олег? У него давление? Подозрение на инфаркт?

Недуги Игоря Петровича ей казались самыми опасными.

– Олег здоров. Это Сенька… Он женится.

– Что, прости, делает?

– Женится. На Юсе, которая на двенадцать лет старше. Она катала его в колясочке…

Полина Сергеевна поведала о случившемся, невзирая на присутствие Ксюши, которая журналов не листала и никаких «радиохромных» моллюсков не выискивала, а откровенно слушала разговор двух женщин. Полине Сергеевне нужно было выговориться, поделиться с Верочкой, разделить боль.

И ее боль, скрытая в сухом пересказе фактов, отражалась на лице Верочки в гамме чувств – от ошарашенного удивления до сострадательного ужаса.

– У нас есть сигареты? – спросила Вера Михайловна, когда Полина Сергеевна замолчала.

– Ты же не куришь. Вот и Олег начал искать трубку и табак, которые сто лет назад выкинули.

– Тогда коньяка или водки.

– Поразительно сходные реакции, – слабо улыбнулась Полина Сергеевна.

– Сбегать? – вскочила из-за стола Ксюша.

Вера Михайловна и Полина Сергеевна посмотрели на нее с недоумением, точно забыли о «свято месте».

– Ксения Эдуардовна, сбегайте! Желательно на два часа, – велела Вера Михайловна.

– Водка или коньяк? – уточнила девушка.

– Кому?

– Вам.

– Нам? – поразилась Вера Михайловна. – Мы не пьем. А вы…

– Я – могила, меня нет, – подняла руки вверх Ксюша и тут же плюхнулась на стул, сделала вид, что изучает журналы.

Вера Михайловна принялась переставлять предметы на своем столе, где бумаги и канцелярские принадлежности находились в безукоризненном порядке.

– Полинька! – наконец собралась с духом она и перестала терзать карандаши в стакане. – Ничего трагического не произошло! Все живы и здоровы.

– Конечно, слава богу!

– Так случилось, и мы вынуждены принять в открывшихся обстоятельствах новый порядок поступивших данных. Кажется, я выражаюсь как заправский бюрократ.

– Точно! – подтвердила Ксюша.

– Еще одна реплика, – пригрозила девушке Вера Михайловна, – и вы пойдете в библиотеку собирать данные о моллюсках за последние сто лет.

– Молчу!

Вера Михайловна заговорила о том, что связь юноши и зрелой женщины описана в некоторых художественных произведениях, что юноша на всю жизнь сохраняет добрые воспоминания о той, которая ввела его в мир чувственных отношений. Да и браки, в которых жена намного старше мужа, не столь уж редки. Муж Агаты Кристи был младше ее на пятнадцать лет, муж Эдит Пиаф – почти на тридцать. У Ирины Архиповой и Владислава Пьявко разница в возрасте составляла шестнадцать лет…

– Нет, я фигею! – подпрыгнула на стуле Ксюша. – Вы же умные женщины! Вера Михайловна, у вас крыша в облаках, а жизненный опыт, извините, ниже плинтуса. А между ними – одни теории.

Полина Сергеевна и Вера Михайловна с удивлением смотрели на девушку, которая возбужденно размахивала руками и шумно возмущалась:

– Эдит Пиаф, Архипова – певицы, верно? Вы еще Аллу Пугачеву вспомните! Может, им для голоса молодая кровь нужна. Полина Сергеевна, что, эта ваша Дуся – народное сопрано?

– Нет, – улыбнулась Полина Сергеевна. – Юся не поет на сцене.

– Она его в колясочке катала! – продолжала бушевать Ксюша. – Я балдею! Катала-катала и прикатила к загсу. Пустышку вынула и повела мальца расписываться. А вы сидите тут и Агату Кристи вспоминаете! Вот уж, действительно, интеллигентность хуже уродства. Чего вы такие беспомощные? Мои родители, не говоря о дядюшке, в два щелчка разрулили бы ситуацию.

– Каким образом? – полюбопытствовала Вера Михайловна.

– Элементарно! Дали бы денег.

– Кому? – хором спросили Полина Сергеевна и Вера Михайловна.

– Папе Римскому! Да этой проходимке Юсе-Дусе! Суньте ей в лапу, много суньте – отпадет пиявка, уверяю! Вам денег, что ли, жалко?

– Мне не жалко никаких денег, – покачала головой Полина Сергеевна, – я отдала бы все до копейки и в любые долги влезла. Только, Ксюшенька, простите, Ксения Эдуардовна, дело ведь не только в Юсе, проблема и с моим сыном. Арсений упрям, он хочет доказать всем, а, возможно, прежде всего самому себе, что имеет право поступать как взрослый ответственный человек. Это гордыня, конечно.

– Я валяюсь! – снова всплеснула руками девушка. – Гордыня! Слово-то какое допотопное. И сами вы… ну, жуть какие несовременные. Доказать! Чего доказать? Вы что, не видели парней, когда они на секс заточились? – Ксюша скептически посмотрела на старших коллег и резюмировала: – Давно не видели. Я вам напомню. Когда у мужика говорит… это… назовем его плоть, мозг отключается. Мозг у него выносит!

– Куда выносит? Кто выносит? – не поняла Вера Михайловна.

– Не важно! Далеко и прочно. Мозг отключает способность логично мыслить путем гормонов.

– «Путем гормонов» – это весьма образно, – усмехнулась Полина Сергеевна.

– Не придирайтесь к словам! – продолжала Ксюша. – Ваш Арсений что, хочет жениться, с пеленками возиться? Он хочет трахаться! Законно и много.