Однако это были всего лишь технические детали, обычно он старался в них не вдаваться. Пусть ими занимаются те, кому он платит. Хотя не мешает иметь в своем штате человека, который в них разбирается. Часто оказывается опасно полагаться лишь на посторонних специалистов.

— Выпиши чек Уэру, — сказал он Джеку, — с моего личного счета. Назови это гонораром за консультацию — лучше всего, медицинскую. Когда пошлешь ему чек, назначь дату новой встречи — сразу, как только я вернусь из Рияда. Остальное обсудим примерно через полчаса. Пришли мне Гесса, а сам подожди за дверью.

Джек кивнул и вышел. Через минуту молча вошел Гесс, высокий крепкий худощавый человек у него были кустистые брови, волосы с проседью и суженный подбородок, из-за чего лицо казалось почти треугольным.

— Ты не интересуешься колдовством, Адольф? В смысле лично.

— Колдовством? Кое-что мне известно. Несмотря на всю его чепуху, оно сыграло важную роль в истории науки, особенно той, что связана с алхимией и астрологией.

— Меня не интересует эти вещи. Я говорю о черной магии.

— Тогда нет. Я мало знаю о ней, — сказал Гесс.

— Значит, придется узнать. Недели через две мы посетим настоящего колдуна, и я хочу, чтобы ты изучил его методы.

— Ты смеешься надо мной? — удивился Гесс. — Нет, это не в твоем стиле. Значит, мы будем заниматься разоблачением шарлатанов? Я не уверен, что лучше всех подхожу для этого, Бэйнс. Профессиональный фокусник — вроде Гудини — разоблачит мошенника скорее, чем я.

— Нет, речь совсем не о том. Я собираюсь попросить этого человека сделать кое-какую работу из его области для меня, и мне нужен наблюдатель, который будет смотреть, что он делает — не для того чтобы его разоблачить, а чтобы составить представление обо всех процедурах, на случай если наши с ним отношения потом испортятся.

— Но… ладно, дело твое, Бэйнс. Но, похоже, это пустая трата времени.

— Только не для меня, — возразил Бэйнс. — Пока я буду вести переговоры с саудовскими арабами, почитай литературу. Я хочу, чтобы к концу года ты знал не меньше настоящего специалиста. Тот человек сказал мне, что на это способен даже я, значит, ты и подавно.

— Такая задача не потребует от меня чрезмерного напряжения ума, — сухо сказал Гесс. — Но она может оказаться серьезным испытанием для моего терпения. Впрочем, ты босс.

— Правильно. Приступай.

Выходя, Гесс холодно кивнул Джеку. Они относились друг к другу без особой симпатии; отчасти потому, что, как иногда думал Бэйнс, в некоторых отношениях были очень не похожи. Когда за ученым закрылась дверь, Джек сунул руку в карман и достал пакет из вощеной бумаги, в котором прежде — очевидно, еще и теперь — лежал платок с двумя трансмутированными[79] слезинками.

— Не надо, — сказал Бэйнс. — Я уже прочел твою записку. Выбрось его. Я не хочу, чтобы кто-нибудь этим заинтересовался.

— Я выброшу, — ответил Джек. — Только сначала вспомни: Уэр сказал, что демон покинет тебя через два дня.

— Ну и что?

— Взгляни сюда.

Джек извлек из кармана платок и аккуратно расстелил его на письменном столе Бэйнса.

На куске ирландского льна на месте двух слезинок остались два темных пятна — очевидно, свинец.

5

Из-за досадного просчета Бэйнс и его люди прибыли в Эр-Рияд как раз в начале рамазана, когда арабы весь день постились и потому не были расположены заниматься делами. Затем, через двадцать девять дней, наступил трехдневный праздник, во время которого с ними также не имело смысла разговаривать. Однако, когда переговоры наконец начались, они заняли не более двух недель, как и предполагал Бэйнс. Поскольку мусульмане живут по лунному календарю, рамазан — сдвигающийся праздник, и в этом году он оказался близким по времени к Рождеству. Бэйнс полагал, что Терон Уэр, возможно, откажется встречаться с ним в столь неблагоприятный для служителей сатаны день, но у Уэра не было возражений, и он лишь заметил (в своем письме): «25-е декабря празднуют уже много веков». Гесс, усердно занимавшийся чтением, истолковал слова Уэра как намек на недостоверность даты рождения Христа.

— Хотя в нашем мире слов я не вижу тут большой разницы, — заявил он. — Если слово «суеверие» сохранило еще свое древнее значение, оно означает замену предмета его символом, или, иными словами, факты приобретают то значение, которое мы подразумеваем, говоря о них.

— Назови это эффектом наблюдателя, — предложил Бэйнс почти серьезно. Он не собирался дискутировать ни с кем на подобные темы. Уэр не отказался встретиться с ним — вот что имело значение.

Но если для Уэра эта дата, очевидно, не представляла никаких неудобств, иначе обстояло дело с отцом Домеником, который сначала наотрез отказался отмечать ее в дьявольском логове. На несчастного монаха оказывали давление с обеих сторон, настоятель и отец Учелло, и их аргументы не теряли силу оттого, что были вполне предсказуемы; и наконец — после целой недели схоластических диспутов — они его одолели (по правде говоря, он с самого начала не сомневался в таком исходе). Собрав все свое смирение — храбрость, похоже, оставила его, — отец Доменико покинул стены монастыря, надел сандалии (как ему было дозволено) и сел на мула. В новой кожаной сумке, скрытой под рясой, лежал «Энхиридион» Льва III; в другой сумке, покоившейся на шее мула, находились чудотворные инструменты, заново освященные, окропленные святой водой, обкуренные благовониями и завернутые в шелковую ткань. Отъезд происходил в тайне и не сопровождался никакими формальностями. Лишь настоятель знал его причину, и он с трудом удержался, чтобы не объявить для отвода глаз, будто отец Доменико изгоняется из монастыря.

В результате обеих задержек отец Доменико и команда Бэйнса прибыли в палаццо Уэра в один и тот же день — когда в Позитано разразилась единственная за последние семь дет снежная буря. Из учтивости — ибо правила этикета в таких делах имели огромное значение, в противном случае ни монах, ни колдун не осмелились бы встретиться лицом к лицу — отец Доменико был принят первым и со всеми церемониями, хотя аудиенция продолжалась недолго. Но Бэйнс (а также каждый член его команды в соответствии со своим положением) получил лучшие апартаменты. Кроме того, поскольку у Уэра не было прислуги, что могла пересечь линию, которую отец Доменико начертил у порога своей комнаты, обслуживались только Бэйнс и его команда.

Как водится в городах южной Италии в такой день, к воротам палаццо пришли три «короля» и принесли подарки для детей, рассчитывая получить подарки для Младенца. Но там не оказалось детей, и ряженые ушли, разочарованные и озадаченные (ведь богатый американец, который, как говорили, пишет книгу о фресках Помпеи, поначалу казался довольно щедрым), но и, как ни странно, с облегчением: в эту ненастную ночь окна палаццо горели холодным зловещим светом. Потом ворота закрылись. Главные действующие лица заняли свои места; и действо началось.

Три сна

Для того чтобы стать чертом, требуется больше отваги и ума, чем полагают люди, которые получают знания из вторых рук. И лишь тот, кто убил черта в себе — после долгого упорного труда, ибо другого способа нет, — знает, что такое черт и каким чертом он мог бы быть сам, а также какую силу дают черту те, кто считает чертей иллюзией.

Книга изречений Цян Сумдуна.
6

Беседа отца Доменико продолжалась недолго и имела официальный характер. Несмотря на дурные предчувствия, монах испытывал немалое любопытство — и был разочарован, обнаружив, что колдун на вид почти ничем не отличается от обычного интеллектуала. Разве только тонзурой. Подобно Бэйнсу, отец Доменико сразу обратил на нее внимание. Но в отличие от Бэйнса, он взирал на нее с содроганием, потому что знал, для чего она нужна Уэру: волшебник вовсе не собирался передразнивать своих набожных оппонентов, просто демоны, если их на секунду оставить без внимания, могли схватить человека за волосы.

×
×