Прыгалка

Из всей одежды Икира признавал только парусиновые шортики. Правда, были они всегда отглажены и сверкали такой рафинадной белизной, что на солнце слепили глаза. Да, было ещё ожерелье-джольчик из древних стеклянных бусинок, дырчатых камушков и мелких ракушек. Икирина мама заведовала библиотекой в поселковом клубе (в нынешние времена — почти всегда пустой). Она приучила сына к чтению, но приучить его к «цивилизованному образу жизни» так и не сумела. А где папа, не знал никто. Давно уже обитал сам по себе в северных глубинах Империи…

Лишь отправляясь в школу, Икира надевал рубашонку и клеёнчатые босоножки. А в холодные времена поверх летнего наряда натягивал — как длинный бушлат — суконную мамину кофту со стеклянными пуговицами. Но из-под кофты всё равно дерзко торчали коричневые птичьи ноги. Учительницу Анну Герасимовну это вначале пугало и раздражало. Но директор Юрий Юрьевич ей сказал:

— Оставьте вы его жить, как хочет. Это не просто ребёнок, это явление здешней природы. Как горный дубняк на скалах, как чайки или треск цикад…

И Анна Герасимовна успокоилась. Тем более, что Иванко Месяц не дурачился на уроках и не получал двоек…

Икира никогда не врал. Если не хотел отвечать на какие-то вопросы — просто молчал. Смотрел в сторону и перебирал на ребристой груди камушки и бусины ожерелья. А ещё Икира всегда чувствовал, если неправду говорили другие. Нет, он никого не разоблачал (не то, что вечная правдолюбица Славка). Но по глазам его было понятно: он всё видит и понимает. Поэтому старались при нем не врать.

— Ты — детектор лжи, — сказал ему однажды Слон. Икира шевельнул колючими плечами, словно хотел сказать: «Я же не нарочно…»

И вот сейчас шестиклассник Марко Солончук глянул на маленького Икиру с надеждой на окончательную справедливость:

— Вру я или нет?

Икира сказал сразу:

— Ребята, Марко не врёт!

Вопрос был решён. Славка фыркнула, но больше не спорила. И все ощутили облегчение.

Все… кроме Марко. В нем, словно косточка сливы в пищеводе, засела досада. Потому что это ведь не он доказал свою правду. Спасибо Икире, но… получилось, будто Марко спрятался за третьеклассника, заставил его защищать себя, а сам оказался слабаком.

Он сбросил ранец, поставил у ног.

— У меня есть ещё доказательство…

В самом деле, зачем прятать находку? От кого? От давних приятелей, с которыми почти всю жизнь прожил в этом посёлке? Он с самого начала понимал, что не будет её скрывать. Ведь хочется же похвастаться! А теперь — самый подходящий случай.

Марко сел на корточки, откинул крышку. Снизу вверх глянул на всю компанию.

— Вот… Взрывом отвалило пласт, а там, под ним, — остатки дома. Стенка… И я нашёл это… — Он размотал платок. Взял девочку на ладонь…

Фонарские мальчишки и девчонки были жителями древнего края. Каждому не раз приходилось видеть осколки старинных амфор и статуэток, куски мрамора с обрывками непонятных надписей. До недавних дней в здешних камнях часто копались археологи. При поселковом клубе был маленький музей, где хранились находки, которые делали местные жители. В позапрошлом году, правда, когда сменилась очередная власть, все экспонаты увезли в главную Приморскую галерею…

Увидев девочку, Топка и Пиксель одинаково присвистнули. Все столпились вокруг Марко. Никто не потянул к находке руки, просто смотрели.

— Артефакт… — задумчиво сказал Слон. Он был простецкий с виду, но знал немало. Никто, кроме Марко (и, может, ещё Пикселя и Топки), не понял сказанного слова, и потому уважительно молчали. Икира присел рядом с Марко на корточки. Мизинцем коснулся пальчика на ступне девочки. Глянул в лицо Марко, шевельнул губами:

— Она… танцевала, наверно. Да?

— Скорее всего, что так, — согласился Марко. — Той ногой, которой сейчас нет, стояла, наверно, на пальчиках. А эту согнула, будто… птаха перед взлётом… — Он смутился, сам не зная отчего.

— А почему «она»? — вдруг насупился Кранец. — Может, это пацан…

— Олух, — добродушно проговорила круглая Галка. — Приглядись…

— А чего… Я пригляделся. На груди никаких… признаков.

— Балда, — с высоты своего роста сказал Слон. — Она же ещё ребёнок…

А Славка, у которой тоже не было «никаких признаков» развернулась на пятке и длинной исцарапанной ногой дала Кранцу пинка. Кранец снёс это молча.

Матвейка Кудряш присел рядом с Икирой.

— Смотрите, кулачок сжат. Наверно, она что-то держала в нем. Даже дырка под пальцами…

В самом деле, в кулачке было крошечное отверстие — как в бусине для ожерелья.

— Держала хворостину, — сообщила Славка. — Для мальчишек, у которых дурацкие языки… — Она поправила под футболкой юбочку и, кажется, примерилась для нового пинка. Кранец тяжело отпрыгнул.

Любопытный Матвейка нагнулся пониже.

— Интересно, а что было в другой руке? Которой нету…

— Ничего, наверно, не было, — с ласковой ноткой сказала Галка. — Ладошка, будто крылышко…

— Нет, было, — возразила Славка. — Вторая хворостина. Потому что одной, для некоторых дураков мало…

— Хватит тебе… — вполголоса велел ей Слон.

Теперь уже все кружком сидели над крохотной девочкой (и Славка присела). В глиняной танцовщице ощущаюсь движение и… слегка лукавая загадка: как по-вашему, кто я?

— Наверно, красивая была, когда… неразбитая, — шёпотом сказал Пиксель, который любил всё красивое. — Когда с головой…

— Она и сейчас красивая, — заступился Марко за девочку. — В Париже, в одном музее, стоит мраморная богиня победы, Ника Самофракийская. У неё совсем нет головы, а всё равно все любуются. Потому что в ней это… порыв. Даже складки на платье будто шевелятся от ветра…

— А у Венеры Милосской в том же музее, в Лувре, рук нет, — напомнил Слон. — А всё равно считается, что шедевр мировой красоты… Потому что у человека есть воображение… чтобы добавить недостающее.

Матвейка Кудряш поскрёб голову и огорчился:

— У меня его нету… воображения. Не могу представить, какое было у неё лицо…

Марко опять, как на берегу, представил лицо Юнки Коринец. И снова застеснялся сам себя. Пробурчал:

— Красивое было. В древности все лица на скульптурах были красивые…

— Интересно, она от снаряда разбилась или в давние времена? — спросил Пиксель.

— Конечно, в давние, — сказал Марко. — Снарядом только отодвинуло пласт. А она лежала там давно, будто в упаковке. Там в пыли даже отпечаток остался. Можно слазить, посмотреть…

— Я вот вам слажу, — увесисто пообещал Слон. — Кто сунется, тому во! — Кулак у Слона был убедительный.

— А чего! — вдруг возмутилась Славка. — Не командуй, каждый имеет право…

— А «Полковник» имеет право снова шарахнуть по берегу. Мало тебе?

— Это они по мне шарахнули! — весело сообщил Марко. — Я когда пробирался там, плюнул в их сторону. А они ка-ак дали! И просигналили, что это в ответ…

— Врать-то — не брюхо «абажурке» лизать, — заметил Слон.

— Икира, скажи: я вру? — сейчас Марко уже всерьёз верил, что так и было.

— Марко не врёт, он просто не знает, — сказал Икира.

— А по правде это «копчёные» парни виноваты, — объяснил Слон. — Они там на плоской скале нарисовали початок с ихнего флага. Пятиметровый. И написали ещё: «Приглядись-ка — это пи…»

— Слон! — сказала Славка.

— А я чего? Это они…

Марко не хотел полностью отказываться от заслуг.

— Ну и что? А мой плевок, может, был последней каплей…

— И правда… — вдруг поддержала его Славка. Кажется, первый раз в жизни. Чудеса…

Славка будто позабыла свою колючесть. Она сидела на корточках справа от Марко и, похоже, хотела о чем-то спросить. И спросила шёпотом. Про девочку:

— Ей, наверно, тысяча лет, да?

— А может, и две, — ответил вместо Марко Слон. — Хорошо бы её Пекарю показать. Пек в таких вопросах профессор…

— Давайте покажем! — подскочил любопытный Кудряш.

Слон рассудил:

— Тут уж как Марко решит. Это ведь он девицу откопал…

Марко не возражал. Да, надо показать! Пек — он же, в самом деле, не только журналист, но и археолог. Вдруг раскроет какую-то тайну? Тайна была, Марко чувствовал это всё сильнее.