Прыгалка

— Говорят, что вы, господа, зачем-то ищете меня второй день…

— Да! — вместе подскочили Пиксель и Топка. — Марко нашёл древнюю редкость!

— Великий Марко Поло, выкладывай! — У Пека азартно шевельнулись ноздри.

Марко так и носил девочку в ранце (в нем, в твёрдом, она не разобьётся). Достал, начал разворачивать платок. Было почему-то неловко, будто он при всех раздевает её. Глупо, конечно. Ведь не голая же, в юбочке, а всё равно… Может, потому, что приходится открывать её увечья?

— Вот, — насуплено выговорил он. Постелил мятый платок на обломок ракушечной плиты, положил на неё терракотовую фигурку. У неё беззащитно торчала согнутая ножка. Все примолкли, только трещали в солнечной тишине цикады.

Пек упёрся в плиту ладонями, низко нагнулся над девочкой.

— Ва-а… Ой-ёй-ёй… Марко, где ты её откопал?

Марко сумрачно, однако без утайки рассказал про всё, что случилось. Упомянул, уже подробнее, и про матроса, и про медаль, и про письмо. От Пека чего скрывать. И от ребят тоже… Впрочем, история с матросом никого не заинтересовала. А вот находка… Все ждали, что скажет Пек.

— Похоже, что херсонесская культура, — объявил он, разгибаясь. — Возможно, ещё дохристианский период… Подождите-ка… — Пек нацелился на девочку мобильником, в котором, конечно же, была мощная фотокамера. Спохватился, глянул через плечо:

— Марко, можно?

— Можно…

Пек сделал несколько снимков. Осторожно повернул девочку на бок, пощёлкал снова. Потом поснимал с другого бока, со спины…

— Я пошлю эти кадры в Институт археологии, знакомым специалистам. Они разберутся, что к чему… — И спохватился опять: — Марко, можно послать?

— Да можно, можно, — нервно сказал Марко. — Только…

— Что?

— Имейте в виду, девочку я никому не отдам.

Пек покивал:

— Само собой. И не надо. По снимкам в институте сделают копию. И, может быть, даже реконструкцию. Понимаете, о чем речь?

— Не-а… — сказал Кранец.

— Компьютеры могут перебрать миллиарды вариантов и рассчитать, как девочка выглядела, когда была неразбитой. И сделать голографический снимок.

— Какой снимок? — удивился Икира.

— Объёмную фотографию, — объяснил Слон, и растрепал у Икиры волосы. — Как на стереоэкране… Только непонятно, Пек…

— Что непонятно?

— Если это можно, почему не сделают стерео-снимки Венеры Милосской? Или Ники Самофракийской? Чтобы люди знали, какие они были, когда целые…

— Делались попытки, — покивал Пек. — Мало того, по снимкам пытались даже в натуре восстановить руки Венеры и голову Ники. Но искусствоведы такие опыты не одобрили — сказали, что это вроде бы насилие над культурой и человеческой историей. Нельзя, мол, подменять искусство суррогатом…

— Чем подменять? — спросил Кранец.

— Жвачкой вместо шоколада, — объяснила ему, бестолковому, Славка. И Марко мысленно одобрил точность этого сравнения.

Славка сидела напротив Марко, метрах в двух и порой вскидывала на него белёсые, как у Пека, ресницы. Словно чувствовала себя виноватой за вчерашние придирки. Она была сейчас не в пиратской футболке и юбке, а в белом платьице с рукавами-крылышками.

«Да, нельзя подменять суррогатом…». Но всё же очень хотелось увидеть, какой девочка была до того, как пострадала…

— Можно всё-таки попробовать… — сказал Марко. — Чего такого… — и несмело пошутил: — Искусствоведы не узнают…

Пек опять покивал:

— Да, я попрошу. Там понимающие люди… Труднее всего будет с лицом. Как угадать, какое оно должно быть?

«Знаю, какое!» — сразу подумал Марко. И… вдруг понял, что не помнит Юнкиного лица!

Волосы помнил, голубой блеск глаз, сложенные в улыбку губы. А вместе… все черты смывались в памяти, как бегущей по стеклу дождевой водой… Ну, что же это такое? Дырявая башка!..» Потом утешил себя: «Ничего, вспомню…»

Пек опять пригляделся к девочке.

— Наверно, танцевала. С какими-нибудь погремушками или кастаньетами.

— Разве тогда были кастаньеты? — спросила Славка.

— Кто их знает…

— А может, в одной руке палочка-стукалка, а в другой бубен, — сказала Славка.

Кранец возразил:

— Тогда, наверно, не было бубнов… то есть бубней…

— Сам ты бубня, — вздохнула Славка.

Пек попросил Марко:

— Ты с ней поосторожнее, с девочкой. Хрупкая…

— Я осторожно… — Марко стал заботливо заворачивать девочку в платок…

Дома он смастерил для девочки подставку. Отыскал пластмассовый стоячок с гнездом для шариковой ручки, воткнул в него огрызок карандаша. На огрызок надел кусочек трубки от волейбольной камеры. В трубку, чуть дыша, вставил обломанную ножку девочки. «Не больно?» Девочка покачалась на упругой резинке и замерла.

Только тогда Марко показал находку маме и Жене.

— Любопытный экспонат, — заметила мама. Где ты его откопал?

Пришлось придумать, что нашёл девочку в бурьяне на месте весенних раскопок.

— Носит тебя, где попало, — сказала мама. Лучше бы правила учил, завтра контрольный диктант.

Это не означало, что мама не понимает сына и не ценит находку. Означало, что у неё куча забот и давно нет известий от папы…

Зато от Евгении Марко скрывать ничего не стал. Та пообещала ещё раз врезать ему веником, однако находкой заинтересовалась:

— Удивительная пластика движений… Жаль, что нет головы.

— Это у тебя нет головы! — обиделся за девочку Марко. — У неё есть! Только… невидимая. Пек обещал сделать реконструкцию

Евгения не рассердилась.

— Реконструкция — это отдельная вещь. А вот если бы прямо на этой куколке… Я читала в Интернете, будто все вещи хранят в себе память о первоначальной форме. Когда-нибудь учёные научат память просыпаться, и можно будет восстановить любой предмет.

— Это живые клетки могут. Называется «клонирование». А тут глина…

— А помнишь мультик про мальчика и глиняную лошадку? Расписную… Она у мальчика разбилась, и он понёс её к соседу-волшебнику. Тот собрал осколки в ладони, подержал, открыл — и лошадка там целёхонькая. Мальчик спрашивает: «Как это получилось?» А сосед: «Надо, чтобы в ладонях была особая теплота…»

Марко не помнил. И насупился:

— Где возьмёшь такого соседа…

Но слова о теплоте в ладонях сразу напомнили другое. Ощущение тоненького Юнкиного плеча и дрожание струнок… Значит, есть же в человеческих ладонях такая вот живая сила! Захотелось взять девочку, охватить пальцами и передать ей своё тепло. И тогда… вдруг…

Однако делать это при Женьке он ни за что не стал бы. А она неожиданно предложила:

— Когда найдётся время, надо отвезти статуэтку в столичный музей. Там, по-моему, за неё могут дать немалые деньги. Вдруг это настоящее произведение искусства?

— Ага! Разбежался в лаптях по Гетманскому шляху!

— Колючка ты, братец, — заявила Евгения и потеряла к Марко и его находке интерес. Оно и понятно: годовая контрольная по математике за десятый класс на носу.

А у Марко — годовой диктант!

Марко ночевал не в доме, а в сарайчике на дворе-в «хижине». Здесь было прохладно и спокойно. Никто не мешал читать до ночи. Вечером, демонстративно забрав с собой учебник, Марко отправился на ночлег: «Буду повторять правила».

Но ничего повторять ему было не надо, на родном он и так писал без ошибок. Только иногда возникала путаница из-за двух языков, которые вмешивались друг в друга.

— Солончук, почему ты написал свою фамилию с твёрдым знаком на конце? — изумлялась Серафима Андреевна и вздёргивала старомодное пенсне.

— Но ведь сказали, что возрождаются старые традиции!

— Не в такой же степени! И не было ещё указа!.. А что, в Лицее пишут с твёрдым знаком?

— Там велели писать «Солончуг», с буквой «гэ» на конце. Мол, но тому же правилу, что город «Кременчуг». Я отказался, такой крик был…

— Святые угодники…

Марко включил настольную лампочку (она стояла на бочке, заменяющей стол), скинул штаны и рубаху, забрался под простыню. Шебуршали за стенкой куры. Чесался и громко зевал за дверью старый Бензель. Лампочка горела дохловато, потому что по причине блокады станция работала хило. Волосок лампочки еле слышно звенел. Треск цикад проникал во все щели, но был привычным, как тишина. В оконце светила бледная звёздочка. Светила и луна, только с другой стороны, от неё серебрилась верхушка тополя.