Этот мир - мой !

Где-то совсем рядом послышался глухой шум, и удивленный Гэллегер повернулся. Неизвестно откуда появилось очередное тело и лежало теперь посреди двора, глядя в небо мертвыми глазами. Чувствуя холод в желудке, Гэллегер подошел ближе. Это был труп мужчины средних лет - где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью - с шелковистыми черными усами и в очках. Сомнений не было: это вновь был Гэллегер. Постаревший и измененный вариантом С - уже С, а не В-и по-прежнему с дырой в груди.

Гэллегер подумал, что именно в этот момент труп Б должен исчезнуть из полицейского морга, как и предыдущий.

Значит, в варианте С Гэллегеру предстояло умереть только после пятидесяти, но и в этом случае причиной смерти оставался выстрел из излучателя. Гэллегер подумал о Кэнтрелле, который забрал излучатель, и содрогнулся. Дело запутывалось все больше.

Наверняка, скоро появится полиция. Гэллегер почувствовал, что голоден. В последний раз взглянув на свое собственное мертвое лицо, конструктор вернулся в лабораторию, захватил по пути либлей и загнал их на кухню, где быстро приготовил ужин. К счастью, в холодильнике нашлись бифштексы, и либли с жадностью проглотили свои порции, наперебой щебеча о своих фантастических планах. Они уже решили, что Гэллегер будет у них главным визирем.

- А он достаточно жесток? - спросил толстый.

- Не знаю.

- В книжках великий визирь всегда очень жесток, Йо-хо! - толстый либль поперхнулся кусочком бифштекса. Уг-уггл-улп! Мир принадлежит нам!

"Ну и мания! - задумался Гэллегер. - Неисправимые романтики. Их оптимизм, мягко говоря, исключителен".

Когда он бросил тарелки в мойку и подкрепился пивом, собственные проблемы вновь навалились на него. Аппарат для обратной мозговой связи должен работать, гениальное подсознание и вправду собрало его.

Черт побери, конечно, он должен работать. Иначе либли не говорили бы, что эту штуку давным-давно изобрел Гэллегер. Однако он не мог использовать Хеллвига в качестве подопытного кролика.

Когда в дверь постучали, Гэллегер торжествующе щелкнул пальцами. Это, конечно, дед. Вот оно, решение.

Появился сияющий дед.

- Hу и здорово было! В цирке всегда здорово. Держи двести, чучело. Мы сгоняли в покер с татуированным человеком и еще одним парнем, который прыгает с лестницы в ванну с водой. Мировые парни. Завтра я снова пойду к ним.

- Спасибо, - сказал Гэллегер.

Две сотни не решали проблемы, но он не хотел огорчать старика. Затащив деда в лабораторию, он объяснил ему, что хочет провести эксперимент.

- Сколько угодно, - ответил тот, дорвавшись до органа.

- Я сделал несколько чертежей кривых своего мозга и установил, где находятся мои математические способности. Это трудно объяснить, но я могу перекачать содержимое своего мозга в твой, к тому же, выборочно. Я могу дать тебе свой математический талант.

- Спасибо, - поблагодарил дед. - А тебе он уже не нужен?

- Мой останется при мне. Это просто матрица.

- Матрац?

- Матрица. Эталон. Я просто повторю ее в твоем мозгу. Понимаешь?

- Естественно, - сказал дед и позволил усадить себя в кресло.

Гэллегер нахлобучил на него опутанный проводами шлем. Сам конструктор надел другой шлем и принялся колдовать над аппаратом. Тот загудел, и лампы на нем вспыхнули. Вскоре высота звука начала расти, он поднялся до писка, а затем и вовсе стих. И это было все.

Гэллегер снял оба шлема.

- Как самочувствие? - спросил он.

- Превосходное.

- Ничего не изменилось?

- Выпить хочется...

- Я не давал тебе моей сопротивляемости алкоголю, тебе собственной хватит. Разве что она удвоилась... - Гэллегер побледнел. - Если я еще дал тебе и свою жажду... Ой-ой-ой!

Бормоча что-то о человеческой глупости, дед пропустил стаканчик. Гэллегер последовал его примеру и растерянно уставился на старика.

- Я не мог ошибиться. Графики... Сколько будет корень квадратный из минус единицы?

- Много я повидал корней, - ответил дед, - но квадратных - ни разу.

Гэллегер выругался. Машина наверняка сделала свое. Должна была сделать по многим причинам, главной из которых была логика. Может быть...

- Попробуем еще раз. Теперь на мне.

- Давай, - согласился дед.

- Только... гмм... у тебя же нет никаких талантов. Ничего необычного. Я не буду знать, получилось из этого что-нибудь или нет. Вот будь ты пианистом или певцом...

- Ха!

- Минуточку! Есть идея. У меня хорошие связи на телевидении... может, и удастся что-то сделать. - Гэллегер сел к видеофону. Это потребовало времени, но он все-таки сумел убедить аргентинского тенора Рамона Фиреса взять аэротакси и быстро явиться в лабораторию.

- Фирес! - Гэллегер буквально упивался этой мыслью.

- Это будет доказательство что надо! Один из величайших теноров нашего полушария! Если вдруг окажется, что я пою как жаворонок, можно будет звонить Хеллвигу.

Фирес наверняка торчал в ночном клубе, но по просьбе с телевидения отложил на время свои занятия и явился через десять минут. Это был крепко сложенный симпатичный мужчина с оживленной мимикой. Он улыбнулся Гэллегеру.

- Вы сказали, что дело плохо, но мой голос может помочь, и вот я здесь. Запись, да?

- Что-то вроде.

- Какое-то пари?

- Можно сказать и так, - ответил Гэллегер, усаживая Фиреса в кресло. - Я хочу записать церебральный узор вашего голоса.

- О, это что-то новое! Расскажите-ка побольше.

Конструктор послушно выложил набор наукообразной чуши, удовлетворив тем самым любопытство сеньора Фиреса. Процедура продолжалась недолго, нужные кривые выделились легко. Это была матрица вокального таланта Фиреса, огромного таланта.

Дед скептически смотрел, как Гэллегер настраивает аппарат, надевает на головы шлемы и включает машину. Вновь засветились лампы, запели провода. Потом все стихло.

- Получилось? Можно мне посмотреть?

- Нужно время для проявления, - без зазрения совести солгал Гэллегер. Он не хотел петь в присутствии Фиреса. Как будет готово, я принесу их вам.

- Чудесно! - Сверкнули белые зубы. - Всегда к вашим услугам, amigo!

Фирес вышел. Гэллегер сел и выжидательно уставился в стену. Ничего. Только немного болела голова.

- Уже готово? - спросил дед.