- Да. До-ре-ми-фа-со...

- Чего?

- Сиди тихо.

- Сбрендил, это уж точно.

- "Смейся, паяц, над разбитой любовью!" - дико завыл Гэллегер срывающимся голосом. - О, черт!

- "Слава, слава, аллилуйя! - с готовностью поддержал дед. - Слава, слава, аллилуйя!"

- "Смейся, паяц..." - еще раз попытался Гэллегер.

- "И дух его живет средь нас!" - проблеял дед, душа любого общества. - Когда я был молод, то неплохо подпевал. Давай попробуем дуэтом. Ты знаешь "Фрэнки и Джонни"?

Гэллегер едва сдержался, чтобы не разрыдаться. Окинув старика ледяным взглядом, он прошел на кухню и открыл банку с пивом. Холодная жидкость с мятным привкусом освежила его, но не ободрила. Петь он не мог. Во всяком случае так, как Фирес. Машина просто-напросто не работала. Вот тебе и обратная мозговая связь!

Со двора донесся возглас деда:

- Эй, что я нашел!

- Нетрудно догадаться, - угрюмо ответят Гэллегер и вплотную занялся пивом.

Полиция явилась через три часа, в десять. Задержка объяснялась просто: тело исчезло из морга, но пропажу обнаружили не сразу. Начались тщательные поиски, разумеется, без результата. Прибыл Махони со своей командой, и Гэллегер показал им на двор.

- Он лежит там.

Махони окинул его яростным взглядом.

- Снова эти ваши фокусы, да?! - рявкнул он.

- Я здесь ни при чем.

Наконец полицейские вышли из лаборатории, оставив худощавого светловолосого человечка, который задумчиво разглядывал Гэллегера.

- Как дела? - спросил Кэнтрелл.

- Э-э... хорошо.

- Вы что, спрятали где-то еще пару этих... игрушек?

- Тепловых излучателей? Нет.

- Тогда как же вы убиваете этих людей? - плачущим голосом спросил Кэнтрелл. - Я ничего не понимаю.

- Он мне все объяснил, - сказал дед, - но тогда я не понимал, о чем он говорит. Тогда нет, но сейчас, конечно, понимаю. Это просто изменение темпоральных линий. Принцип неопределенности Планка и, вероятно, Гейзенберга. Законы термодинамики ясно указывают, что вселенная стремится вернуться к норме, которой является известный темп энтропии, а отклонения от нормы должны неизбежно компенсироваться соответствующими искривлениями пространственно-временной структуры ради всеобщего космического равновесия.

Воцарилась тишина.

Гэллегер подошел к раковине, налил стакан воды и медленно вылил себе на голову.

- Ты понимаешь то, что говоришь, верно? - спросил он.

- Разумеется, - ответил дед. - Почему бы и нет? Обратная мозговая связь передала мне твой математический талант вместе с необходимой терминологией.

- И ты скрывал это?

- Черт побери, нет, конечно! Мозгу нужно какое-то время, чтобы приспособиться к новым способностям. Это вроде клапана безопасности. Внезапное поступление совершенно нового комплекса знаний могло бы полностью уничтожить мозг. Поэтому все уходит вглубь; процесс длится часа три или около того. Так оно и было, верно?

- Да, - подтвердил Гэллегер. - Так. - Заметив взгляд Кэнтрелла, он заставил себя улыбнуться. - Это наша с дедом шутка. Ничего особенного.

- Гмм, - сказал Кэнтрелл, прищурившись. - И только-то?

- Да. Всего лишь шутка.

Со двора внесли тело и протащили его через лабораторию. Кэнтрелл сощурился, многозначительно похлопал по карману и отвел Гэллегера в угол.

- Покажи я кому-нибудь ваш излучатель, Гэллегер, и вам крышка. Не забывайте.

- Я не забываю. Что вам от меня надо, черт возьми?

- О-о... я не знаю. Такое оружие может здорово пригодиться. Никто не знает заранее... Сейчас столько ограблений. Я чувствую себя увереннее, когда эта штука лежит у меня в кармане.

Он отодвинулся от Гэллегера, заметив входящего Махони. Детектив был явно обеспокоен.

- Этот парень со двора...

- Что с ним?

- Он тоже похож на вас. Только старше.

- А как с отпечатками пальцев, Махони? - спросил Кэнтрелл.

- Ответ заранее известен. - буркнул детектив. - Все как обычно. Узор сетчатки тоже совпадает. Послушайте, Гэллегер, я хочу задать вам несколько вопросов. Отвечать прошу четко и ясно. Не забывайте, что вас подозревают в убийстве.

- А кого я убил? - спросят Гэллегер. - Тех двоих. что исчезли из морга? Нет corpus delicti. Согласно новому кодексу, свидетелей и фотографий недостаточно для установления факта.

- Вам хорошо известно, почему его приняли, - ответил Махони. - Трехмерные изображения принимали за настоящие трупы... Лет пять назад был большой шум по этому поводу. Но трупы на вашем дворе - не картинки. Они настоящие.

- И где же они?

- Два были, один есть. Все это по-прежнему висит на вас. Ну, что скажете?

- Вы не... - начал Гэллегер, но умолк. В горле его что-то дрогнуло и он встал с закрытыми глазами. - "Мое сердце принадлежит тебе, пусть знает об этом весь мир, - пропел Гэллегер чистым и громким тенором. - Меня найдешь ты на своем пути, как тень, не покидающую никогда..."

- Эй! - крикнул Махони, вскакивая. - Успокойтесь! Вы слышите меня?

- "В тебе всей жизни смысл и блеск, молчание и мрак, песнь..."

- Перестаньте! - заорал детектив.- Мы здесь не для того, чтобы слушать ваше пение!

И все-таки он слушал, как и все остальные. Гэллегер, одержимый талантом сеньора Фиреса, пел и пел, а его непривычное горло расходилось и уже выдавало соловьиные трели. Гэллегер пел!

Остановить его было невозможно, и полицейские убрались, изрыгая проклятия и обещая вскоре вернуться со смирительной рубашкой.

Кстати, дед тоже испытывал какой-то непонятный приступ. Из него сыпались странные термины, математика, излагаемая словами - символы от Эвклида до Эйнштейна и дальше. Похоже, старик действительно получил математический талант Гэллегера.

Однако все - и хорошее, и плохое - имеет свой конец. Гэллегер прохрипел что-то пересохшим горлом и умолк. Обессиленный, повалился он на диван, гладя на деда, скорчившегося на креле с широко открытыми глазами. Из своего укрытия вышли трое либлей и выстроились в шеренгу. Каждый держал в косматых лапках печенье.

- Мир принадлежит мне! - возвестил самый толстый.

События следовали одно за другим. Позвонил Махони, сообщил, что добивается ордера на арест, и что Гэллегера посадят, как только удастся расшевелить машину правосудия. То есть завтра.

×
×