47  

– О наших бабушках.

– Нет, не о них… Я свою даже не помню. Самое первое мое воспоминание…

Дверь отворилась. Хозяин сказал:

– Начальник полиции поднимается по лестнице.

– Прекрасно. Проведите его сюда.

– А это ничего?

– Конечно. Начальник хороший человек. – Он сказал, обращаясь к своим собутыльникам: – Но на бильярде с ним держи ухо востро.

В дверях появился коренастый мужчина в фуфайке, в белых штанах и с револьвером в кобуре. Губернаторский брат сказал:

– Входи, входи. Как твои зубы? Мы тут говорим о наших бабушках. – Он резко сказал нищему: – Подвинься. Уступи место хефе.

Хефе стоял в дверях, вид у него был несколько смущенный. Он сказал:

– Так, так…

– У нас тут небольшая пирушка. Может, присоединишься к нам? Сочтем за честь.

При виде вина лицо у хефе сразу просветлело.

– Ну что ж, стаканчик… пива всегда кстати.

– Правильно. Налей хефе пива. – Нищий налил вина в свой стакан и подал его хефе. Тот сел на кровать и выпил, потом сам взял бутылку. Он сказал:

– Хорошее пиво. Очень хорошее. У вас только одна бутылка? – Человек в поношенной одежде смотрел на него, застыв от волнения.

– Увы, только одна.

– Ваше здоровье!

– Так о чем же, – спросил губернаторский брат, – мы говорили?

– О вашем первом воспоминании, – сказал нищий.

– Первое мое воспоминание… – не спеша начал хефе. – Но этот господин ничего не пьет.

– Я выпью бренди – немножко.

– Ваше здоровье!

– Ваше здоровье!

– Первое, что мне запомнилось более или менее ясно, это мое первое причастие. Ах, какой душевный трепет оно вызвало! Я стоял в окружении родителей…

– Сколько же у тебя их было?

– Двое, конечно.

– Тогда они не могли тебя окружать, на это требуется по крайней мере четверо. Ха-ха!

– Ваше здоровье!

– Ваше здоровье!

– И вот какая ирония судьбы. Мой тяжкий долг повелел мне присутствовать при расстреле того старика, священника – от которого я принял первое причастие. Не постыжусь признаться, по у меня лились слезы. Я утешаю себя тем, что он, вероятно, причислен к лику святых и молится за нас. Не каждый заслужил заступническую молитву святого.

– Неисповедимы пути…

– Да, жизнь – это загадка.

– Ваше здоровье!

Человек в поношенной одежде сказал:

– Стаканчик бренди, хефе?

– В этой бутылке так мало осталось, что я лучше…

– Мне очень хочется отнести немножко матери.

– Да тут на самом дне. Ты ее обидишь. Один осадок. – Он опрокинул бутылку над своим стаканом и хмыкнул: – Если у пива бывает осадок. – Потом, задержав руку с бутылкой, удивленно проговорил: – Да ты плачешь, друг? – Все трое, чуть приоткрыв рты, уставились на человека в поношенной одежде. Он сказал:

– Со мной всегда так – от бренди. Простите меня, господа. Я быстро пьянею, и мне начинает видеться…

– Что?

– Сам не знаю. Будто все человеческие надежды угасают.

– Да ты поэт!

Нищий сказал:

– Поэт – душа своей страны.

Окна белым полотнищем осветила молния, где-то над головой у них грянул удар грома. Единственная лампочка под потолком мигнула и погасла.

– Плохи дела у моих полицейских, – сказал хефе, раздавив ногой слишком близко подползшего жука.

– Почему плохи дела?

– Дожди рано начинаются. Они ведь рыщут.

– За тем гринго?..

– Да что там гринго! Губернатору стало известно, что у нас в штате все еще есть священник, а вы знаете, как он к ним относится. Я бы на его месте не трогал беднягу – пусть бродит. Все равно умрет от голода или от лихорадки или сдастся. От него теперь ни добра, ни зла. Да и занялись им всего два-три месяца назад, а до этого никто и не замечал, что он здесь.

– Тогда вам надо поторопиться.

– Да никуда он не денется. Разве только перейдет границу. У нас есть человек, который знает его. Говорил с ним, им пришлось заночевать вместе. Давайте о чем-нибудь другом побеседуем. Полицейским не позавидуешь.

– Где он сейчас, по-твоему?

– Никогда не догадаешься.

– Почему?

– Здесь – то есть у нас в городе. Да, да, мы пришли к такому выводу. В деревнях начали брать заложников, ему деваться некуда. Его отовсюду гонят, не хотят иметь с ним дело. Так что мы пустили того человека, о котором я говорил, как собаку по следу. Не сегодня, так завтра он на него наткнется, а тогда…

Человек в поношенной одежде спросил:

– Многих заложников вам пришлось расстрелять?

– Пока нет. Троих-четверых. Ну-с, приканчиваю пиво. – Он с сожалением опустил стакан. – Теперь, может, попробовать ваш… назовем его сидрал.

  47  
×
×