Русский транзит

Нет, не ошибаюсь. Из вестибюля метро вышел сам Валя, сам Валентин Сергеевич. Он с отсутствующим видом прохаживался на небольшом пятачке, изредка поглядывая на часы. Надолго хватит терпения? Естественно, я и не подумал вылезать из машины или обнаруживать себя приветственными взмахами руки.

Терпения у Головнина хватило на сорок пять минут. Он осознал, что меня уже не будет, и сам взмахнул рукой – не мне, но молодым, крепким парням, сослуживцам, группе захвата, или как их еще назвать. Все отменяется.

И для меня отменяется. Хорошо, что еще сообразил засесть в машине, отследить… Возможность объясниться по-человечески отменяется. И какой-либо новый звонок товарищу по Афгану отменяется – телефон засекут и через пару минут задержат. И, так сказать, добровольная явка отменяется – сколько бы ни протянулось расследование, я не собираюсь все это время проводить в следственном изоляторе Комитета.

Да, дружба дружбой, но я не особо обольщался на сей счет. Как брякнул в порыве пьяного откровения Валька Голова однажды, «в нашей системе настолько мощная слежка друг за другом, у нас так делаются карьеры – именно на утоплении своих же, – что продаться просто невозможно!». Практика – критерий истины, и я эту практику только что прошел, наблюдая из машины за станцией метро. Итак, Комитет уже в курсе моих похождений. Могу представить, какого рода информацию предоставили «старшему брату» всяческие карначи.

А если все изложить в письме? Но никаких доказательств у меня нет, серьезных доказательств, весомых! Федор убит? А кем? И почему вы, гражданин Бояров, уверяете, что на его месте должны были оказаться вы? Олег Драгунский? А где он? Ах, сами отослали? И куда? Ах, представления не имеете? Михаил Грюнберг? И что Михаил Грюнберг? Он, утверждаете, Быстрова убил? А как же труп очутился в багажнике вашей машины? Ах, сами его туда погрузили? И зачем? Ах, опасались, что подозрение на вас падет? Что ж, поздравляем! Вы опасались не зря. И не морочьте нам голову наркобизнесом, мафией, наемными кавказцами!

Да и сколь бы убедительно я ни изложил свою версию, почта доставит письмо по адресу тогда, когда будет поздно. «Демьян Бедный» уйдет в круиз с героином на борту, горцы вернутся в родные горы, а я… а где, кстати, буду отсиживаться я? В гараже у Шведа? И как я узнаю о реакции на свое письмо?

Нужен сильный покровитель. Сильный и равно заинтересованный в том, чтобы распутать клубок… Мезенцев? Очень может быть! Ему, конечно, не улыбается вся эта история и, тем более, последствия – рухнет он сверху вниз непременно. Но хоть не расшибется, если я самортизирую. Должен понять! Он же умный мужик. Незнание не освобождает от ответственности. А знание, даже запоздалое, вооружает. Предупрежден, значит вооружен. С Мишей Грюнбергом лучше общаться, будучи вооруженным. Должен Николай Владимирович Мезенцев трезвым умом просчитать все варианты, хранить меня как зеницу ока и вместе со мной начать контригру. Против собственного доверенного лица, против пригретой змеи, против американо-русско-кавказского мафиози, против Мишеньки Грюнберга.

Телефон директорского кабинета не отвечал. Я выдержал более двух десятков длинных гудков. Да где же он?!

И когда я уже опускал трубку на рычаг, монетка провалилась. Ответил! Чуть было не крикнув в трубку «Николай Владимирович!», я в последний миг удержался: там, на другом конце провода явственно слышалось прерывистое дыхание – спешил человек к телефону, запыхался. Что за человек? Лучше дождаться, чтобы он первым подал голос. И он подал:

– Джумшуд?

Я нажал на рычаг. Отбой. Это – Грюнберг. Доверенное лицо, имеющее доступ в кабинет директора. А самого директора нет. Ни рядом, ни поблизости. Иначе Грюнберг не рискнул бы сообщать номер телефона некоему Джумшуду с тем, чтобы тот звонил и… докладывался? Докладывался именно Грюнбергу. О чем? О том, что «всо в парьятке»? О том, что «ми всэ уже улытаем»? Джумшуд… Да-а, полновластным хозяином ощущает себя администратор «Северной Пальмиры», если в качестве связного телефона называет директорский.

Где же сам Мезенцев?! В Комарово? А этот… Джумшуд? В аэропорту? На вокзале? В гостинице?..

Это мысль! Попытка не пытка. Терять мне нечего. Приобрету же я хоть одно доказательство… Вещественное. Куда вещественней! Одушевленное и разговорчивое. Уж я заставлю некоего Джумшуда стать разговорчивым. Кавказцы боятся привидений?

В «Хелену», ресторан при гостинице «Советская», очереди почти не было. Американские, европейские туристы, филиппинские моряки с сухогрузов, финны проходили туда изнутри, из номеров, по пропускам. С улицы же шли только свои, местные – фарца, валютчики, сутенеры, проститутки (само собой, за определенную сумму). Посторонних не пропускали вообще. Так что очереди и быть не могло. Правда, после очередного скандала (мало ли поводов в кабаке!) у администрации и спецуры проявлялся зуд: пора навести порядок! Но весь порядок заключался в резком повышении платы швейцарам за вход. Судя по стайке путаночек у дверей, как раз сегодня в «Советской» – зуд. Меня это никак не касается, я везде прохожу и не почесавшись. А уж мимо коллег-швейцаров сам бог велел. Знакомые все лица!

Проституточки шмыгнули вслед за мной.

– Эти со мной! – сделал я широкий жест.

Они хихикнули. Ничего, веселитесь, мочалки!

– Спасибо, дядя.

– Пожалуйста, тети. Сочтемся…

– Да хоть сейчас!

– Нечего, нечего! За работу, товарищи!

Кто знает, где мне сегодня придется ночевать. Могут пригодиться. Потом, позже. Много позже.

В ресторане дым коромыслом. Пьяные в дупель финские лесорубы, группка западногерманских туристок, смуглые филиппинцы, распустившие слюни под впечатлением от «рашен герлс» (эти считали за честь переспать с настоящей белой девушкой, потому платили особо щедро). Словом, как обычно – иностранцы отдыхали, а наши работали. «За работу, товарищи!». Кто-то накачивал водкой зарубежного гостя, в надежде выгодно купить валюту. Кто-то (шлюшки) демонстрировал танец живота под тяжелый рок. Кто-то (здешние рэкетиры) абсолютно трезвый ходил меж столиками, выискивая среди гостиничной шушеры еще не заплативших дань. Кто-то кого-то бил в туалете. Все знакомо, все знакомо.

А вот и те, кто нужен мне!..

По всем гостиницам Питера было негласное распоряжение: выходцев с Кавказа не селить! ни за какие взятки! Но «Советская» единственная плевать хотела на любые распоряжения. Платишь – живи! Хорошо платишь – хорошо живи. И парни с южных окраин необъятной родины своей жили здесь хорошо. Своеобразная штаб-квартира. И если искать Джумшуда, то именно тут.

Те, кто мне нужен. За столиком все вместе. Они меня знали, я их знал: зарабатывают, «кидая» продавцов автомобилей. Выручка неплохая, хватает на ежевечерний ресторан. Риск попасть под статью минимален, поскольку жаловаться милиции на то, что тебя «кинули», бесполезно. Потому парни эти – из Махачкалы, кажется, или из Ленкорани – ни во что иное не ввязывались, а тем более в «мокрые» дела. Зато знали всех своих земляков в Питере. Могут помочь…

Помощь оказалась весьма скромной. Да, были тут трое. Еще вчера. При деньгах, при оружии – серьезные люди. Джумшуд? Может, среди них и был такой. Имен не спрашивали, даже наоборот – у «кидал» с этими тремя маленькая стычка произошла, даже до крови чуть не дошло. Но не дошло: та троица сразу достала пушки, поинтересовались, есть ли еще вопросы, забрали телок и ушли. Из-за телок-то конфликт и получился. А они, трое, какие-то ненормальные, честное слово! На них даже заклинания «мы с вами одной крови» не действуют. Два дня здесь жили, а сегодня их уже нет, уехали. Да, кажется, правильно – один из них Джумшуд. Или нет. Кто может точно сказать!

А кто может точно сказать? Что за телки ушли вчера вместе с теми тремя? Местные или пришлые? Местные! Да вон одна из них, Марина зовут. Во-он там, за столиком. С мужчиной.

«Во-он там» сидела как раз бойкая путаночка из тех, что проскочили за мной в ресторан. Мужчина не в счет, какой же это мужчина, это сутенер. Кыш! Его будто ветром сдуло. А Марина заиграла: