Две твердыни

— Значит, мы больше не увидим наших веселых юных хоббитов? — спросил Леголас.

— Я этого не сказал, — ответил Гэндальф. — Кто может знать? Имейте терпение. Идите, куда вас призывает долг, и не теряйте надежды. В Эдорас! Кстати, я тоже туда направляюсь.

— Пешему туда быстро не добраться. Эта дорога далека и трудна одинаково для юнцов и стариков, — сказал Арагорн. — Боюсь, что пока я буду в пути, битва кончится.

— Посмотрим, — сказал Гэндальф. — Хочешь идти со мной?

— Да, — сказал Арагорн. — Но угонюсь ли я за тобой?

Он встал и посмотрел прямо в глаза Гэндальфа, и Гэндальф ответил ему таким же прямым взглядом, и долго стояли они друг против друга, а Леголас и Гимли молча смотрели на них.

Арагорн сын Араторна, высокий, сильный, твердый, как скала, в серебристом эльфийском плаще, сжимающий рукоять меча, казался властителем, пришедшим из-за Моря на последний берег к людскому племени. Но старец в белоснежной одежде, согнувший плечи под бременем лет, седой и исхудавший, но мудрый и уверенный, светящийся внутренним светом, явно обладал большей силой, чем любые короли.

— Разве я не говорил, что ты куда хочешь доберешься раньше всех, Гэндальф? — проговорил, наконец, Арагорн. — И я тебе вот что скажу: будь снова нашим проводником и вожаком. У Черного Властелина есть Девятеро, у нас будет Один, Белый Всадник, который сильнее их всех. Ты прошел огненную бездну, и они должны бояться тебя. Мы пойдем за тобой.

— Все пойдем, — сказал Леголас. — Но, Гэндальф, сними еще один камень с души — поведай, что случилось с тобой в Мории. Может быть, ты не хочешь об этом рассказывать даже друзьям? Но хоть скажи, как ты оттуда выбрался.

— Мы и так очень много времени здесь потратили, — ответил Гэндальф. — Надо спешить. Чтобы все рассказать, года не хватит.

— Расскажи только то, что считаешь нужным, — попросил Гимли. — Пожалуйста, Гэндальф, расскажи, как ты расправился с Балрогом?

— Не произноси при мне этого имени! — воскликнул маг, и на мгновение его лицо исказила тень боли. Он побледнел и замолчал и показался им старым, как смерть.

— Мы очень долго падали вниз, — произнес он наконец, медленно и с усилием. — Долго падали, он падал вместе со мной. Его огонь жег меня. Но упали мы в воду, и окружила нас темнота. Вода была смертельно холодна, у меня сердце чуть не превратилось в лед.

— Глубока бездна под Мостом Дарина, и никто ее не измерил, — торжественно произнес Гимли.

Но и у этой бездны есть дно, куда не доходит ни свет, ни знание, — сказал Гэндальф. — Там мы оба оказались, у каменного основания земли, где останавливается время, далеко от живой жизни. Его огонь погас, он стал скользким, но был силен, как удав. Не знаю, сколько мы боролись, он меня душил, я старался зарубить его мечом. Наконец, он удрал от меня в темный туннель, и я погнался за ним. Знай, Гимли сын Глоина, что есть ходы, которых не строило племя Дарина.

Глубоко-глубоко под самыми глубокими пещерами землю грызут безымянные твари. Даже Саурону они неведомы. Они старше, чем он. Туда я и попал, но я не хотел бы вызывать их мерзкие тени в дневной свет. Мой враг полз впереди, и я боялся потерять его след. В конце концов, он снова вывел меня к тайным переходам Казад-Дума, которые хорошо знал. Мы стали подниматься вверх и дошли до Бесконечных Ступеней.

— Их след пропал давным-давно, — вставил гном. — Многие говорят, что они вообще существуют только в легендах, некоторые считают, что они уничтожены.

— Они существовали, и они не были уничтожены, — ответил Гэндальф. — Они поднимались из глубочайших подвалов до невообразимой высоты; змеей извивались, нигде не прерываясь, многие тысячи ступеней. Вели они к Башне Дарина, вырубленной под вершиной пика Зиразигил среди снежных высот Гномьих Гор. Там в скальной стене было окно, а перед ним карниз, как орлиное гнездо над туманами мира, ибо высок Келебдил-Зирак. Облака закрывают там землю, слепящее солнце освещает вершину. Он выскочил в окно, я за ним, и тут он снова стал огненным. Если бы кто-нибудь мог видеть эту Битву на Вершине, о ней бы веками пелись песни. — Гэндальф вдруг расхохотался. — Хотя — о чем бы в них пелось? Кто увидел бы нас издалека, подумал бы, что над вершиной Келебдила гроза. Он услышал бы гром, увидел бы молнии, бьющие в скалы. Нас окружили клубы дыма, языки пламени, облака горячего пара. Я сбросил противника. Падая, он разрушил горный склон и сам разбился. Но и меня от последнего усилия схватил мрак, мысли меня покинули, и я блуждал вне времени и мыслей дорогами, о которых нельзя говорить. Нагим меня вернули назад — ненадолго, чтобы я смог выполнить свое предназначение, — и я оказался на головокружительной высоте Келебдила, лежал на камне, всеми забытый. С вершины мира не было пути вниз. Башня вместе с окном разлетелась на мелкие куски. Ступени засыпал обвал. Я смотрел вверх, видел звезды, а снизу из-под облаков доходил смешанный шум жизни и смерти, песни и плач, вечный стон камня. Я был наг, вокруг меня не было ни воды, ни жизни. Каждый день казался веком. Гваир-Ветробой нашел меня и снял со скалы, чтобы унести в мир.