— Почему в Африке меня называли Чатти, я тоже не знаю. Меня зовут Джеймс Пенденнис.

— Знаю. Я давал объявление для вас в «Таймс».

— В «Рам-Мак-Магг-энд-Эгг-таймс»?

— Да нет, в лондонскую «Таймс».

— В этом, наверное, было мало толку. Правда, — признался он, — «Рам-Мак-Магг-энд-Эгг-таймс» я тоже читаю не часто. Вообще я не большой охотник до чтения.

Гай решил, что пора перейти к делу.

— Эпторп… — начал он.

— Да, — сказал Чатти, — этот любит читать газеты. Он рассказывал мне такие вещи, что никогда не поверишь. Вы его знаете?

— Он умер.

— Нет, нет. Я обедал с ним меньше года назад в их столовой. Кажется, я основательно наклюкался в тот вечер. Эпторп, знаете ли, тоже был не прочь раздавить бутылочку.

— Знаю. Теперь он умер.

— Какая жалость! — Чатти чихнул, выпил и погрузился в раздумье. — Человек, который знал решительно все. Да и не старый. Намного моложе меня. От чего он умер?

— Кажется, это называется «бечуанский живот»…

— Паршивая болезнь. Никогда не слышал, чтобы от нее умирали. Он был очень состоятельный человек.

— Ну уж не очень.

— Личные средства. Всякий, у кого есть хоть какие-нибудь личные средства, уже состоятельный человек. Мне всегда их не хватало. Я сын приходского священника. Никаких личных средств.

Это напоминало игру, в которую, бывало, Гай играл в юности, когда жил на даче: два собеседника старались естественным образом ввести в разговор определенную фразу. Теперь наступила очередь Гая.

— Все свои деньги он оставил тетке.

— Он много рассказывал о своих тетках. Одна жила…

— Но, — неумолимо продолжал Гай, — все тропическое имущество он оставил вам. Я привез его сюда, вернее, на большой остров, чтобы вручить вам.

Чатти снова наполнил стакан.

— Очень мило с его стороны, — сказал он. — И с вашей тоже.

— Там чертова уйма всяких вещей.

— Да. Он всегда старался собрать как можно больше барахла. Всякий раз, когда я заходил, показывал мне. Радушный человек был этот Эпторп. Всегда давал мне приют, когда я возвращался из леса. Мы, бывало, напивались в клубе, а потом он показывал мне свои последние покупки. Уж такой был заведен порядок.

— А разве он сам не бродил по лесам?

— Эпторп? Нет, ему хватало работы в городе. Иногда я брал его на день-другой поохотиться — в ответ на гостеприимство, понимаете ли. Но он был совершенно никудышный стрелок и только путался под ногами, бедняга. К тому же у него никогда не было достаточно длинного отпуска, чтобы поехать куда-нибудь подальше. Их здорово заставляли работать в этой табачной компании.

Чатти чихнул.

— На кой черт сюда загнали такого человека, как я? — продолжал он. — Когда началась война, я предложил свои услуги в качестве специалиста по тропикам. Меня назначили начальником школы по обучению боевым действиям в джунглях. Потом, после Дюнкерка, ее ликвидировали, и почему-то мое имя попало в список инструкторов по действиям в горах. Никогда в жизни я не вылезал из леса. Я и понятия не имею о скалах, а тем более — о льдах. Не удивительно, что у нас жертвы.

— Так как насчет вашего имущества? — твердо спросил Гай.

— О, об этом не беспокойтесь. Думаю, здесь мне ничего не понадобится. Как-нибудь посмотрю, что там. Тут рядом живет один отвратительный тип по фамилии Мактейвиш. Он то и дело ездит на большой остров. Как-нибудь на днях съезжу с ним.

— Чатти, вы, видимо, не поняли меня. У меня правовые обязательства. Я должен вручить вам наследство.

— Дорогой друг, я не стану предъявлять вам иск.

— Чатти, — настойчиво предложил Гай, — прошу вас подписать расписку за имущество.

— Не глядя?

— Не глядя и в трех экземплярах.

— Я не очень-то разбираюсь в законах.

Гай заложил копирку в свою полевую книжку и написал: «Имущество Эпторпа получил. 7 ноября 1940 года».

— Подпишите здесь, — показал он.

Чатти взял книжку и стал разглядывать ее, склоняя голову то на один, то на другой бок. До последнего момента Гай боялся, что он откажется. Наконец Чатти расписался большими корявыми буквами: «Дж.П.Корнер».

Ветер вдруг стих. Вот он, торжественный момент. В наступившей тишине Гай встал и официально принял книжку. Дух Эпторпа был умиротворен.

Гай спустился вниз и вышел на улицу. Было холодно, но ветер растерял всю свою ярость. Небо очистилось. Даже показалась луна. Он спокойно вернулся в отель, где было полно командос.

Его встретил Томми.

— Гай, у меня плохие новости. Тебе придется сегодня пообедать в замке. Старый черт предъявил уйму жалоб, и я послал было Энгуса заключить мир. Ему не удалось повидать помещика, но оказалось, что он ему какой-то родственник, и на следующий день я получил официальное приглашение отобедать в замке вместе с Энгусом. Отказаться уже невозможно. Больше никто не хочет идти. Остаешься только ты. Иди и быстро переодевайся. Отправляемся через пять минут.

Придя в свою комнату, Гай суеверно запрятал все экземпляры расписки Чатти в разные места.

7

Резиденцию полковника Гектора Кэмпбелла Маггского местные жители называли новым замком в отличие от старинного и более живописного здания, которое занимали управляющий и Чатти Корнер. Кэмпбеллы Маггские никогда не были богаты, но в какой-то момент в середине девятнадцатого века, благодаря то ли женитьбе, то ли продаже земельного участка на большом острове — вересковой пустоши, подлежащей застройке, то ли наследству от родственника, эмигрировавшего в Канаду или Австралию, — одним словом, благодаря приращению богатства одним из способов, распространенных среди помещиков, тогдашний Магг заполучил денежки и приступил к строительству. Богатство растаяло, но зато появился новый замок. Снаружи он был выдержан в германском стиле, скорее к бисмарковском, чем в вагнеровском. Невелик по размеру, он был способен выдержать осаду любым оружием, кроме самого новейшего. Внутри замок был отделан желтой сосной, а своими украшениями был обязан больше набивщику чучел, чем скульптору или художнику.

Не успели Гай и Томми выйти из машины, как двустворчатые двери нового замка распахнулись. Высокий молодой дворецкий в килте и с густой бородой, похоже, произнес несколько приветственных слов, но они потерялись во взрыве музыки. Рядом с ним стоял одетый еще ярче волынщик, старше по возрасту и ниже ростом, — квадратный человек с рыжей бородой. Если бы между ними возник спор, то деньги, несомненно, достались бы волынщику. Дело в том, что он был отцом дворецкого. Все четверо прошли в дом и проследовали наверх в большой зал.

Со стропил свисала люстра, состоящая из концентрических, постепенно уменьшающихся колец из потускневшей меди. Горел лишь с десяток из бесчисленных гроздьев электрических лампочек, с трудом вырывая из мрака большой круглый обеденный стол. Пышную строгость камина с закопченными геральдическими украшениями и остальной обстановки смягчала группа стульев, обитых выцветшим испачканным ситцем. Повсюду были гранит, желтая сосна, шотландская ткань и украшения из оленьих рогов. Шесть собак разной величины — от пары шотландских борзых до почти безволосых шпицев — подавали голос в обратной своим размерам пропорции. Покрывая шум, из глубин дымного облака раздался зычный голос:

— Тихо вы, чертовы твари! Лежать, Геркулес! Назад, Джейсон! Тихо, сэр!

Заметались тени, послышались звуки ударов, пинков, рычание и жалобный вой. Потом опять заиграл волынщик. В зале было страшно холодно, и от торфяного дыма у Гая потекли слезы. Вскоре волынщик замолчал, и в мертвой тишине из дыма выступили пожилая дама и джентльмен. Полковник Кэмпбелл был увешан украшениями из рога и дымчатого кварца. Кроме шотландской юбочки на нем был бархатный камзол, высокий жесткий воротничок и черный галстук бабочка. На миссис Кэмпбелл не было ничего примечательного.

Рядом таким же медленным шагом шли собаки, молчаливые, но грозные. Гаю отчетливо представилась его вероятная судьба: ослепнуть от дыма среди кресел, замерзнуть насмерть в глубине широкого зала или быть растерзанным собаками на месте, где он стоял. Томми, истый солдат, быстро оценил обстановку и приступил к действию. Он подошел к ближайшей борзой, взял ее за морду и стал вертеть ей голову, что, по-видимому, подействовало на собаку успокаивающе. Длинный хвост ее завилял в дыму. Угомонившиеся собаки спрятали клыки и, приблизившись, обнюхали сначала его брюки, потом брюки Гая.

×
×